-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Андрей Гурьев. Как закалялся агитпроп: Система государственной идеологической обработки населения в первые годы НЭПа. Санкт-Петербург. 2010 г.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

 

Глава 9

 

"Азбука коммунизма": самая неприятная из партийных обязанностей

 

 

Вы обязаны быть счастливыми,

и уже недолго вам ждать.

Евгений Замятин, «Мы»

 

 

                                                                                              1

 

         Важнейшим средством перевода общественного сознания населения России на основы большевистского мировоззрения являлась организация различных форм политической учебы. Преподавание марксистских политических знаний (политграмоты) осуществлялось как в специальных партийных учебных заведениях, так и через систему народного образования.

         Уровень общеобразовательных и политических знаний членов РКП (б) был очень низок. Согласно переписи 1922 г., коммунисты в целом по стране имели образование: высшее – 0,6%, среднее – 6,3%, низшее – 75%, самодеятельное – 13%, неграмотных насчитывалось 4,7%.[1] Даже среди партработников губернского уровня лишь начальное образование имели 59,9% коммунистов, а районного – 73,6%.[2] После Октябрьской революции вопреки известному советскому мифу о самом образованном правительстве в мире страной управляли сплошь и рядом совершенные недоучки и вообще неграмотные люди на местах и сугубо ограниченные своими идеологическими схемами фанатики наверху.

         В том же году в большинстве губерний прошла проверка и политических знаний в РКП (б), показавшая, что основы марксистского учения в целом в ней не усвоены.  «Компания по проверке личного состава партии обнаружила значительные недостатки почти во всех областях партийной жизни и работы». В частности, «недостатки, зависящие от слабости идейного воспитания»,[3] - констатировала ХI партконференция. Наряду с этим большевики имели острую проблему нехватки подготовленных кадров, которые могли бы повести работу по организации идеологического всеобуча. В Москве потребность в пропагандистах, способных руководить школой элементарной политграмоты даже уже в 1924 г. удовлетворялась лишь на 66%.[4]

         В годы Гражданской войны в стране возникли различного рода курсы подготовки работников партийного и советского аппарата, первые советско-партийные школы, пропагандистские кружки. Впервые значительное место вопросам политграмоты было уделено на VIII партконференции (декабрь 1919 г.). В своем докладе, посвященном данной проблеме Бухарин, в частности, заявил, что прежде всего на данном этапе следует выдвинуть лозунг: "Не должно быть неграмотного коммуниста!" Однако, это – "самая примитивная задача" и далее необходимо наладить политучебу, изучение пока хотя бы краткого курса политической грамоты. При этом Бухарин подчеркнул, что рабочим совершенно не надо "проходить историю культуры по Липперту", "и все академические изыскания нужно исключить самым решительным образом из этого элементарного курса преподавания", а необходимо "в первую голову объяснить нашу программу, объяснить, что такое коммунизм".[5]

         Принятая по докладу Бухарина резолюция партконференции давала четкие директивы по вопросам политического обучения. В частности, в ней указывалось: "Члены партии должны прослушать несколько основных и элементарных лекций, доступных широким массам. Темы этих лекций должны быть примерно таковыми: а) Что такое коммунизм? б) Путь к коммунизму, в) Почему у нас тяжело жить? г) Наша партия". Также в резолюции предписывалось организовать школы и курсы политической грамоты         , для чего мобилизовать квалифицированных  партийных публицистов с целью написания учебных пособий, приступить к выпуску специального журнала, использовать институт разъездных лекторов и др. Кроме того в резолюции говорилось: "Члены партии должны сами приучаться к массовой работе по агитации: сюда относится мобилизация грамотных коммунистов для чтения газет и брошюр в лазаретах, клубах, обход квартир, распространение газет, плакатов, устройство на фабриках витрин и литературных столов, книгоношество по деревням и пр."[6]       

         При этом Бухарин разъяснял, что не только на каждой фабрике должен быть оборудован "уголок, который является рассадником пропаганды и агитации", но и в квартирах граждан также следует создавать подобные "домовые клубы". В частности, он приводил пример, как в Петрограде парторганизация постановила, что в условиях нехватки топлива, "в каждом доме должна быть одна тепло нагретая комната, [которая] будет домовым клубом и будет опорным пунктом коммунистической пропаганды и агитации".[7]

         Х съезд РКП (б) поставил задачу «усиления и улучшения качества агитационно-пропагандистской работы партии»[8], высказавшись в том числе и за немедленное дальнейшее развитие системы партийного просвещения. В 1921 г. при Главполитпросвете была создана Центральная методическая комиссия, занимавшаяся организацией партийного образования. В декабре 1921 г. в ЦК РКП(б) состоялось совещание секретарей губкомов и обкомов партии по вопросам политпросвещения. На нем была отмечена необходимость «перехода к длительному, систематическому и углубленному поднятию уровня марксистского образования всей массы членов партии».[9] Вопросы организации системы партийной учебы рассматривались на Всероссийской конференции работников совпартшкол и политпросветкурсов (декабрь 1921), на ХI съезде РКП (б), ХI и ХII всероссийских партконференциях, руководящие указания содержались в целом ряде циркуляров и других документов.

         В частности, ХI съезд (март 1922 г.) указал на «чрезвычайно низкий, в среднем, уровень политической подготовки членов партии», поставив задачу «систематического поднятия уровня политически-марксистского образования массы членов партии», которая «осуществляется главным образом системой партийных и советско-партийных школ – от школ политграмоты до высшей партийной школы включительно».[10] ХII партконференция (август 1922 г.) отметила: «Ускоренная и усиленная подготовка свежих кадров работников для всех отраслей государственного строительства из среды РКП и РКСМ, систематическое развитие и улучшение просветительно-воспитательной работы партии над своими собственными членами является самыми насущными партийными задачами». Предписывалось «напрячь все силы на повышение политического уровня рядовых членов партии».[11] ХII съезд РКП (б) (апрель 1923 г.) принял решение о необходимости «завершения начатого объединения в единую согласованную систему всех отраслей компросвещения».[12]

         В 1921 – 1923 гг. сформировалась трехзвенная система политической учебы. Начальное звено – учеба на партсобрании, школа политграмоты; среднее – марксистко-ленинские кружки, совпартшкола I и II ступени; высшее – коммунистический вуз.

 

 

                                                                                                2

 

         Низшему звену политучебы большевики придавали очень большое значение. Резолюция ХII съезда по этому поводу разъясняла: «Во всей системе компросвещения центральное место ... должно занимать массовое начальное политическое просвещение в партийных школах и курсах политграмоты, в школах грамоты и политчасти Красной Армии, на делегатских собраниях работниц и крестьянок, на ликпунктах и школах малограмотных в городе и деревне. Начальное политическое просвещение внутри партии должно проводиться на основах результатов проверки политической грамотности членов партии, причем самой этой проверке следует придавать характер планомерно поставленной систематической работы по учету политических знаний и марксистской подготовки всех партийцев».[13]

         Наиболее простой коллективной формой политучебы для членов партии были занятия на партсобраниях. С 1920 г. основным пособием для подобных занятий являлась «Азбука коммунизма» Н.И.Бухарина и Е.А.Преображенского,[14] книга, которую Ленин назвал «в высшей степени ценной».[15] Обычно ее просто читал пропагандист, хотя специальная инструкция по чтению «Азбуки коммунизма», выпущенная агитотделом Петроградского губкома в конце 1920 г., предписывала не ограничиваться этим, а требовать от слушателей ответов на вопросы, изложения материала и т.п.[16] Следует признать, что политучеба в форме зачитывания коммунистических истин, приживалась в новой России достаточно непросто. Марксистские абстракции, имевшие мало общего с реальной действительностью, навевали на слушателей исключительную скуку и они, как правило, не могли дождаться окончания такой учебы. «Справочник петроградского агитатора» писал в середине 1921 г., что она «превратилась в явление, которое не только не заинтересовало слушателей, но, наоборот, они считали чтение «Азбуки коммунизма» самой неприятной из партийных обязанностей».[17] 

         ХI Всероссийская партконференция рекомендовала использовать для политической пропаганды на предприятиях так называемые партийные дни. Резолюция предлагала заполнять их «докладами и беседами на тему о текущих задачах партии, а равно о ее истории, победах, поражениях, о героях и мучениках и т.д. с тем, чтобы в этот день каждый член партии чувствовал себя борцом за великую идею и членом великой партии».[18]

В рамках борьбы за всеобщую партийную политграмоту большевистские лидеры стремились ввести в практику идеологическую опеку старых членов партии над молодыми. Резолюция Х съезда РКП (б) предписывала: «Все вновь поступившие члены должны быть разбиты на небольшие кружки и распределены для обработки между всеми ответственными работниками. Каждый старый коммунист должен нести личную ответственность перед партией за воспитание порученной ему группы молодых коммунистов».[19] Соответственно агитпропотдел Петроградского губкома принял решение к каждому партийцу с дооктябрьским стажем прикреплять 10 человек, вступивших в РКП (б) в 1920 г. и позже. В решении указывалось, что «главное внимание руководителей десятками должно быть обращено на личное сближение с товарищами его группы, на влияние на их образ жизни и воспитание их в коммунистическом духе».[20]

Для пропагандистской работы в сельской местности партийные комитеты посылали агитаторов из города. Еще VIII съезд в 1919 г. принял специальную резолюцию «О политической пропаганде и культурно-просветительной работе в деревне», наметив самую широкую программу идеологической обработки населения, где в частности, указывалось, что «в план просветительной деятельности в деревне должны входить в глубокой согласованности между собой: 1) коммунистическая пропаганда, 2) общее образование, 3) агрикультурное образование».[21] Х съезд с началом НЭПа предписывал активизировать эту работу, записав: «Партия должна усилить мобилизацию лучших агитационных сил в центре и на местах для выезда их в волости, деревни».[22] ХII съезд в 1923 г. в своей развернутой резолюции «По вопросам пропаганды, печати и агитации»   уделил данному вопросу самое пристальное внимание, по сути дела не оставив российской деревне никакой иной участи, кроме как подвергнуться самому массированному и неотвратимому коммунистическому перевоспитанию: «Выработка наиболее рациональных форм ликвидации [политнеграмотности] широкое развитие и использование в этих целях культурно-политического шефства над деревней партячеек крупных фабрично-заводских предприятий, совпартшкол, рабфаков и вузов, подготовка и использование для политического просвещения деревни наиболее близких к партии элементов сельского учительства, работников деревенской кооперации, агрономов и т.п. должны занять одно из виднейших мест в работе парторганизаций прежде всего земледельческих районов».[23]

Для обеспечения пропагандистской работы в провинции большевики проводили регулярные мобилизации соответствующих кадров. ХII съезд предписывал: «Необходимо систематически развивать уже практикующиеся командировки квалифицированных лекторов из Москвы в провинцию, а также из областных и губернских центров в уезды и волости с целью обслуживания потребностей массовой пропаганды».[24] На местах эти установки мало-помалу действительно претворялись в жизнь. Так, например, 8 августа 1923 г. Севзапбюро приняло решение посылать лекторов-коммунистов не реже 1 раза в месяц на 7-10 дней в каждую губернию региона для ведения в деревенских коммунистических ячейках и среди непартийного населения идеологической работы.[25] Кроме того обязательно вести в деревне агипропработу предписывалось любому коммунисту, попавшему по той или иной надобности в сельскую местность. Существовали специальные методические указания, каким образом это успешнее можно делать. В одной из них говорилось: «Коммунист должен свои взгляды проповедовать среди беспартийных тружеников при всяком удобном случае. Огородные работы можно также использовать для агитации». Далее инструкция предупреждала, что беспартийные первым делом начинают говорить о нужде, дороговизне, неустроенности жизни и т.д. «Это не исключает, - гласила агитка, - а, наоборот, обязывает нас говорить и на общеполитические вопросы, пояснять общеклассовые задачи рабочих в данный момент ... пытаться наболевшие нужды связать с общими вопросами экономического возрождения страны, укрепления Советского государства... усиления Коммунистической партии, профсоюзов и т.п.». Если же собеседник будет продолжать критиковать партию, то инструкция советовала «не горячиться, а спокойно разбивать все доводы, проводимые против нас. Стараться логикой, простотой, сердечностью, порой и шуткой переломить настроение».[26]

Сельским коммунистам рекомендовалось активно заниматься самообразованием. В Циркуляре ЦК РКП (б) от 17 августа 1923 г. им предлагалось организовываться в небольшие кружки при избах-читальнях, вовлекая в эту работу беспартийных. Кружки должны были держать письменную связь с губернскими консультационными бюро и следовать их указаниям.[27]

Более высокой ступенькой в системе политучебы являлись партийные школы и школы политграмоты, основной задачей которых было обучение рабочих и крестьян элементарным марксистским политическим знаниям. В них обучались как члены РКП (б), так и беспартийные. Агитпроп ЦК в «Положении о городских вечерних школах политграмоты» определил, что главная задача таких учреждений – помочь курсантам, осознать сущность и закономерность политического и хозяйственного строя Советской России, во-вторых, получить представление о путях развития от советского строя к коммунизму.[28] Школы политграмоты стали открываться в массовом количестве с осени 1921 г. Например, Петроградский губком постановил открыть школы политграмоты на всех крупных промышленных предприятиях.

В августе 1921 г. ЦК РКП (б) утвердил единый учебный план и программу для школ подобного типа. Циркуляр ЦК от 31 января 1922 г. предписывал «для прохождения курса школ политграмоты принудительно, в порядке партийной дисциплины привлечь через ячейки основные массы членов партии».[29] Таким же мобилизационным порядком предлагалось привлекать и лекторов из числа партийных работников.

Низшая партшкола имела обычно продолжительность курса 44 - 48 часов, то есть 2 – 3 месяца. Занятия проходили в нерабочее время от 1 до 3 раз в неделю. Программа предусматривала 2 вводные лекции о происхождении земли и человека, курс по политической экономии, истории РКП (б), коммунистической теории, Конституции РСФСР, материал по Новой экономической политике. Для партшкол была разработана подробная система ведения документации и отчетности. В частности анкета ежемесячного отчета включала 15 вопросов относительно всех сторон жизни школы.[30]

К сентябрю 1922 г. политшколы открылись на 43 предприятиях Петрограда, где занимались 908 человек.[31] После ХI съезда РКП (б) на средних и мелких предприятиях стали организовываться кружки политграмоты с сокращенной программой. К концу 1922 – 1923 учебного года в Петрограде всего действовало 257 школ и кружков политграмоты, в которых числилось 9784 человека.[32] В губерниях Северо-Запада в августе 1923 г. партшколы и школы политграмоты распределялись следующим образом: Псковская – 19, Новогородская – 12, Череповецкая – 8, Каркоммуна – 8, Мурманская – 3.[33]

Существовали аналогичные учебные заведения и в системе Российского коммунистического союза молодежи (РКСМ). В целом по стране в системе политобразования к концу 1923 г. занималось более 80% комсомольцев города и 53% - деревни.[34] В Петрограде в марте 1922 г. работало 3 дневные школы (160 человек) и 6 вечерних (140 чел.)[35] Кроме того еще 19 школ действовали при комсомольских организациях. В них обучалось 348 комсомольцев. В уездах Петроградской губернии было открыто 9 молодежных секций при совпартшколах с числом слушателей 164 человека. Для сельских комсомольцев устраивались 2-х и 3-х недельные курсы-съезды. Весной 1922 г. здесь действовало 5 таких курсов с охватом 59 человек.[36] Программа молодежных школ была по тематике близка программе партийной школы.

В Петрограде теми или иными формами политучебы низшего звена к концу 1923 г. было охвачено по официальным данным до 30% всех коммунистов, в губернии – до 10%.[37] Однако следует учитывать, что списочный состав  учащихся не отражал истинной величины охвата. В действительности она была меньше, так как привлеченные в порядке партийной дисциплины коммунисты занятия посещали нередко с перерывами или вообще прогуливали. К концу учебного года курса отсев учащихся обычно составлял третью часть от первоначального количества.[38] В одном из отчетов Василеостровского района Петрограда за 1922 г. говорилось: «Необходимо отметить определенное пассивное отношение широкой массы членов партии, не желающих посещать школы, ссылаясь на материальные затруднения, недостаток времени, дальность жительства, семейное положение и т.п.».[39]

Работник Главполитпросвета С.Невельсон, занимавшийся непосредственно политшколами, писал: «В школу политграмоты рабочая масса, как партийная, так и беспартийная, жаждущая получить знания, запишется, а после 3-4 занятий и глаз не кажет».[40]

Такую ситуацию связывали с целым рядом причин, в частности, с отсутствием в программе политшкол общеобразовательных предметов, которые действительно хотели бы, как правило, изучать учащиеся вместо большевистской схоластики в виде противоречий капитализма, прелестей коммунизма и формулировок Программы РКП (б). Невельсон по этому поводу писал: «Слушатели политшкол, не имеющие общеобразовательной подготовки, обречены на механическое заучивание положений, развиваемых программой. ...Школы политграмоты не удовлетворяют членов партии и беспартийных слушателей своей оторванностью от общего образования».[41] Нередко на уроках раздавались требования учащихся к преподавателю: учите нас тому, чему господа в гимназиях обучались! Однако это расходилось с позицией официальной большевистской пропаганды. Кроме «Азбуки коммунизма» в политшколах чаще всего использовались «Начальный курс политической экономии в вопросах и ответах» А.А. Богданова, его же «Краткий курс экономической науки», ряд брошюр Ленина, в частности «О продналоге», «Книга по политграмоте» Коваленко, «Основные моменты истории нашей партии» Бубнова и др.

Также проблематичным был подбор преподавательских кадров в политшколах. Специальных лекторов здесь не было, практически все привлекались в порядке партийной дисциплины по совместительству с управленческими партийными и советскими должностями. Подготовка таких кадров была слабая и не случайно, что часто они были способны лишь читать или пересказывать большевистский официоз.

Проблему слабой посещаемости политзанятий партийные комитеты пытались решать несколькими путями: во-первых, руководителям политшкол ставилась задача находить действительно интересовавшихся политикой людей, а не записывать всех подряд; во-вторых, за счет улучшения преподавательского состава школ; в-третьих, партячейкам предписывалось усилить требовательность к своим членам в вопросах политучебы.[42]

В апреле 1923 г. всего в стране работало порядка 2 тыс. школ и кружков политграмоты, где обучалось 53 тыс. учащихся.[43] Однако руководство агитпропа считало, что этого явно недостаточно и за неимением возможности создать в те годы более разветвленную сеть политучебы записало в резолюции ХII съезда следующие констатации: «Глубокая тяга к знанию как среди членов партии, так и среди беспартийных рабочих и крестьян не укладывается, особенно в деревне, в современные рамки работы школ, клубов и кружков при них. Это выдвигает перед партией новую, до сих пор не обслуженную задачу: во-первых, постановки компросвещения членов партии на дому и, во-вторых, объединения и руководства работой органов Наркомпроса, профсоюзов и РКСМ над коммунистическим самообразованием трудящихся».[44]

 

 

                                                                                       3

 

         Чему же конкретно учили на уроках политграмоты? Выше упоминалась «Азбука коммунизма» и говорилось о том, что ее чтение было одной из неприятных обязанностей обучающихся. Однако, учитывая ленинскую высокую оценку этой книги, а также то обстоятельство, что в 1920-ых годах она оставалась одним из самых общеупотребительных учебных пособий в системе политучебы всех уровней, да и все другие учебники содержали практически те же самые положения, уместным будет привести ряд основных тезисов из этой работы. После этого станет  хорошо видно, чему же обучали большевики народ, а также выявится убедительное доказательство того, что никакой НЭП ни на йоту не поколебал их основные взгляды на пути развитие человеческого общества. Кроме того «Азбука коммунизма» представляет интерес еще и потому, что фактически это был первый учебник по так называемому впоследствии научному коммунизму, и самое интересное заключается в том, что далее в советских вузовских учебных пособиях по марксизму-ленинизму все основные положения этого их предшественника остались практически неизменными, несмотря на то, что его авторы были объявлены изменниками и расстреляны в 1937 и 1938 гг.

         В предисловии книги указывалось, что «Азбука коммунизма» должна быть первоначальным учебником коммунистической грамоты. «На нашу «Азбуку» мы смотрим как на элементарный курс, который нужно проходить в партийных школах»,[45] - писали авторы учебника.

         В главе «Капиталистический строй» обосновывалась его полная обреченность и неизбежность замены социализмом. Вот ряд приведенных там аргументов  и выводов. «Простое товарное хозяйство таит в себе зародыш разорения одних и обогащение других». Основные противоречия капитализма таковы. Здесь нет организованного производства и распределения продукта, а есть анархия производства, что проявляется в кризисах, конкуренции, войнах. Классы находятся постоянной, непримиримой, непрекращающейся вражде, или классовой войне. «Бедствия рабочего класса растут и растут вместе с развитием техники, которая при капитализме приносит вместо пользы для всех увеличение прибыли для капитала, безработицу и разорение для многих рабочих». Капиталистов становится все меньше, крупные пожирают мелких. Конкуренция с развитием капитализма по числу соперников уменьшается, но становится все жестче и разрушительнее. Налицо все большая концентрация капитала и производства, обострение классовых противоречий. Всему виной – частная собственность на средства производства и отсутствие плановой экономики. Противоречия нарастают и разрешаются пролетарской революцией. «Развитие капитализма не только создает врагов капитализма и не только ведет к коммунистической революции, но и создает еще экономическую основу для осуществления коммунистического строя»,[46] - делали вывод авторы учебника.

         А что это такое – коммунистический строй? Давался ответ: «Отличительными чертами коммунистического способа производства должны быть следующие признаки: 1. Это должно быть общество организованное: оно не должно иметь анархии производства, конкуренции частных предпринимателей, войн, кризисов. 2. Это должно быть общество бесклассовое, оно не должно состоять из вечно враждующих друг с другом половин, оно не должно быть обществом, где один класс эксплуатируется другим классом».

         Как этого добиться? Авторы излагали центральное экономическое положение коммунистической доктрины следующим образом: «В основе коммунистического общества должна лежать общественная собственность на средства производства и обращения. Это значит, что машины, аппараты, паровозы, пароходы, фабричные здания, склады, элеваторы, рудники, телеграф и телефон, земля и рабочий скот – все это находится в распоряжении общества. Не отдельный капиталист, не союз отдельных богатых лиц владеет этими средствами, а все общество целиком...Даже не один класс является владельцем, а все люди, которые составляют общество....При таком условии общество превращается в громадную трудовую товарищескую артель».[47]

         В книге также подчеркивалось, что в коммунистическом обществе нет конкуренции, нет рынка, а все народное хозяйство является одной громадной мастерской, которая работает по общему единому плану. «Коммунистический способ производства предполагает не производство на рынок, а производство для собственного потребления. Только здесь производит на самого себя не отдельный хозяин, не отдельный крестьянин, а вся эта громадная артель. Значит, здесь нет товаров, а есть только продукты. Эти производственные продукты не обмениваются друг на друга, их не покупают и не продают. Они просто поступают на общественные склады, а потом их берут те, кому они нужны. Стало быть, и денег здесь не нужно будет».[48]

         Но не станут ли тогда многие злоупотреблять и работать мало, а брать продуктов много? Бухарин и Преображенский этим не смущались, а писали, что на первых порах, может быть в течение нескольких десятков лет придется применять определенные правила распределения, например, когда «продукты получаются только теми, у кого есть отметки в трудовой книжке или кто предъявил трудовой талон». Впоследствии же, по мнению большевиков, этого не понадобится, так как «всякого продукта будет очень много ... и можно будет каждому предоставить брать, сколько ему будет нужно».[49] То есть сначала будет действовать принцип «от каждого по способностям, каждому по труду», а затем – «от каждого по способностям, каждому по потребностям».

         А если кто-то все-таки захочет взять побольше и продать подороже тому, у кого этого продукта не оказалось? «Азбука коммунизма» отвечает: «Продать излишек тоже нет интереса: ведь каждый и так может взять, да и деньги тогда не будут цениться. ...Всего будет в изобилии».[50] 

         А как же тогда быть с тем, что все люди имеют очень разные способности, образование, квалификацию и соответственно, будут занимать не одинаковое положение в этой единой фабрике, а, следовательно, неравенство будет сохраняться и развиваться? Вот как отвечала на этот вопрос «Азбука коммунизма»: «Товарищеский характер коммунистического производства появляется и во всех подробностях организации этого производства. При коммунизме, например, не будет постоянных управляющих заводами или лиц, всю свою жизнь занимающихся одним и тем же трудом. ... Тут все люди получили разностороннее образование и знакомы с разными производствами: сегодня я управляю, подсчитывая, сколько нужно произвести на следующий месяц валяных сапог или французских булок; завтра я работаю на мыловаренном заводе, через неделю – может быть на общественных парниках, а еще через три дня – на электрической станции».[51]

         Соответственно, с ликвидацией частной собственности и капиталистов уничтожается и эксплуатация человека человеком, деление общества на классы. «Но если не будет классов, - писали авторы первого учебника по научному коммунизму, - то это значит, что в нем не будет также никакого государства. ... Оно не нужно здесь, так как нет классовой борьбы, некого держать в узде и некому это делать».[52]    

         Однако кто же тогда здесь следит за порядком, да и вообще – планирует производство и распределение, управляет, одним словом? «Азбука коммунизма» указывала: «Главное руководство будет лежать в разного рода счетных конторах или статистических бюро. Там будет изо дня в день вестись учет всему производству и его потребностям, будет указываться также, куда нужно добавить рабочие руки, откуда убавить, сколько работать. И так как все будут с детства привычны к общему труду и понимать, что он нужен и что жить всего легче, когда все идет по рассчитанному плану, как по маслу, то все и работают, смотря по указаниям этих вычислительных бюро. Тут не нужно особых министров, полиции, тюрем, законов, декретов – ничего. Как в оркестре все смотрят на дирижерскую палочку и действуют, так и тут будут смотреть на расчетные таблицы и соответственно этому вести работу. Значит, тут никакого государства и нет. ... К тому же в этих счетных бюро будут сегодня одни, а завтра – другие лица. Бюрократия, постоянное чиновничество исчезнут. Государство отомрет».[53]

Неужели можно серьезно верить в то, что люди так сильно изменятся, хотя бы даже в отдаленном будущем? Ответ был весьма оптимистичным: «Разумеется, так будет в развитом, окрепшем коммунистическом обществе, после полной и окончательной победы пролетариата. ...Рабочему классу придется долго бороться со своими врагами, потом со всеми остатками прошлого: лодырничаньем, расхлябанностью, преступностью, барством, которые долго придется выколачивать. Поэтому пройдет смена двух-трех поколений, выросших при совсем новых условиях, пока исчезнет необходимость в законах и наказаниях, в подавлении рабочим государством всяких остатков капиталистической старины. ...Через десяток-другой лет будет совсем иная земля, иные люди, иные нравы».[54]

Но все-таки вследствие чего же так увеличится производительность труда, что наступит изобилие продуктов? За счет чего разовьются производительные силы, если не будет ни материальной заинтересованности, ни эксплуатации, ни нужды, ни каких-то других реальных стимулов работать, а не прохлаждаться? «Во-первых, освободится громадное количество человеческой энергии, которое идет на классовую борьбу. ... Во-вторых, сохраняются силы и средства, которые разрушаются или тратятся при конкуренции, кризисах, войнах. ... В-третьих, организованность и целесообразный план не только предохраняют от лишних трат (тут сказывается то, что крупное производство всегда сберегает), но и позволяют улучшить всю постановку дела с технической стороны: производство будет вестись на самых крупных заводах, при помощи самых лучших технических средств. ... Технические изобретения при коммунизме тоже двинутся вперед: ведь у всех будет хорошее образование и те, кто при капитализме гибнет от нужды, будут иметь полную возможность развернуть свои способности. В коммунистическом обществе исчезнет также паразитизм, то есть существование людей-паразитов, которые ничего не делают и живут за счет других. То, что в капиталистическом обществе прокучивалось, проедалось, пропивалось капиталистами, будет идти в коммунистическом обществе на производительные нужды. Капиталисты, их лакеи и дворян, попы, проститутки и т.д. исчезнут и все члены общества будут заняты производительным трудом. Человечество начнет здесь впервые вести действительно разумную, а не зверскую жизнь».[55]

Таковы были основные положения «Азбуки» по поводу капитализма и коммунизма. Далее в течении почти 70-ти лет они служили незыблемой базой для гуманитарного образования советского человека. Можно ли было называть такое образование лучшим в мире, как это делали все время в СССР? Вопрос риторический. Но весь цивилизованный мир никак не мог воспринимать его всерьез.

 

 

                                                                                      4

 

Среднее звено системы партийного образования представляло собой советско-партийные школы I и II ступени и в меньшей мере приближавшиеся к ним по программе марксистские кружки углубленного типа. В первые послереволюционные годы сеть данных школ строилась достаточно стихийно, без единого учета и руководства. Если к концу 1920 г.совпартшколы  существовали лишь в немногих городах, то к марту 1921 г. насчитывалось 36 губернских школ с 6 тыс. курсантами и 29 уездных с 4,5 тыс. человек. Как писал один из работников Главполитпросвета, в тот период «работа кипела. Это был период первоначальной организационной горячки. Почти каждый губком стремился открыть возможно больше партшкол».[56]

Х Съезд РКП (б) дал директиву упорядочить этот процесс и «в каждом губернском городе иметь хорошо поставленную совпартшколу с двумя-тремя выпусками в год и не менее чем в половине уездов республики организовать уездные совпартшколы по сокращенной программе».[57] При этом выпускникам совпартшкол придавалось действительно важнейшее значение. По сути, это создавался новый дворянский корпус: гвардия, бюрократия и опора большевистского режима. Резолюция I Всероссийского съезда совпартшкол (декабрь 1921 г.)  определяла, что «советско-партийная  школа имеет целью создание кадра совпартработников, могущих руководить важнейшими отраслями управления советского государства и партийного строительства».[58] Председатель Главполитпросвета Крупская, в ведении которой находились совпартшколы, указывала, что они «должны давать сознательных, умеющих ориентироваться в окружающих условиях и текущих событиях коммунистов-практиков .... офицеров коммунизма».[59] Один из руководителей Главполитпросвета писал: «Едва ли нужно говорить о том значении, которые имеют совпартшколы для партии и советских органов на местах. Здесь их роль совершенно ясна – она та же, что роль школ командного состава для Красной Армии. ... Та же задача – дать новые кадры красных командиров из рядов рабочих и крестьян. ... Та же цель – подготовка и воспитание твердого бойца, способного вести за собой в бой то меньший, то больший отряд революционной армии».[60]

Наряду с этим из недр Главполитпросвета вышел и важнейший для всей системы советского образования тезис об универсальном значении опыта совпартшколы, которая призвана «выковывать в себе методы наипростейшего, приспособленного к взрослой рабоче-крестьянской аудитории усвоения людьми производственного труда основ марксизма», и что она «становится лабораторией по выработке наилучших методов марксистского просвещения трудящихся».[61] Эта идея была узаконена в резолюции ХII съезда РКП (б), которая указывала: «Все ценнейшие достижения совпартшкол, комуниверситетов и военно-политических школ в области методов учебной работы со взрослой рабоче-крестьянской аудиторией должны стать общим достоянием всех школ для взрослых»[62].

Совпартшколы I ступени являлись учебными заведениями для партийных и советских работников уездного уровня. Они имели обычно срок очного обучения от 3-х до 6-ти месяцев с отрывом от производства. Сюда принимались лица преимущественно физического труда или имеющие опыт советской, партийной либо профсоюзной работы, не моложе 18 лет.[63] Набор проходил по разверстке. Если после этого оставались свободные места, была возможна принудительная мобилизация членов партии или РКСМ. Курсанты получали обмундирование и паек, но их семьи никак не обеспечивались.[64] Школы имели два уклона – промышленно-рабочий и земледельческо-крестьянский. Для выпускников совпартшкол I ступени необходимо было уметь писать и читать, а также ориентироваться в вопросах пролетарской революции.[65] В Северо-Западном регионе в 1922 г. действовало 6 губернских, 20 уездных и 6 районных совпартшкол.[66]

Совпартшколы II ступени готовили партийных работников уездного и частично губернского уровня и имели срок обучения 1 год. На Северо-Западе действовала 1 такая школа в Петрограде. В совпартшколу II ступени принимались, как правило, лица пролетарского происхождения, не моложе 20 лет. Здесь 6 месяцев изучали теорию и 3 месяца специализировались на одном из отделений: экономическом, административно-правовом, политико-просветительном, партийном, лекторском. Для выпускника необходимо было уметь писать, бегло читать, излагать устно прочитанное, производить арифметические действия над целыми числами в пределах трехзначных.[67]

         Относительно методов построения программы в совпартшколах некоторое время велась дискуссия, главным образом по поводу общеобразовательных предметов. Одним из стойких противников насыщения ими программ совпартшкол была Крупская. Как основное требование к методике партийной учебы она выдвигала принцип «отсутствия перегрузки». Крупская иронизировала, что есть много интересного, чем можно было бы занять курсантов - от пчеловодства до изучения этики Канта и в буржуазных странах так и делается в народных университетах, чтобы отвлечь рабочих от политической борьбы. Однако, с ее точки зрения, важнее всего для советского работника было «заложить фундамент коммунистического миросозерцания». «Под этим углом надо пересмотреть не только состав предметов, но и содержание каждого предмета, каждой дисциплины, выбрасывая все то, что имеет чисто академический характер», - указывала председатель Главполитпросвета. - То же надо сделать и в отношении так называемых общеобразовательных предметов. Введение их необходимо лишь в той мере, поскольку это необходимо для [партийной и советской] работы .... Нецелесообразно раздувать общеобразовательную часть, введя курс литературы, увеличивая до громадных размеров курс математики и т.д.». [68]

         Особенно Крупская протестовала против литературы, истории, философии и других гуманитарных общеобразовательных предметов. В одной из своих статей она вспоминала, что в 1917 – 1919 годах существовали неконтролируемые большевиками частные народные университеты, привлекавшие многочисленных слушателей. Далее Крупская возмущалась: «Курс этих заведений был весьма неопределенным. Помнится, например, в витебском «народном университете» одному Пушкину было посвящено 12 лекций ... Там обычно преподавали профессора или учителя средней школы, лекторы  – люди весьма чуждые и прямо враждебные Советской власти.... Программы пестрили «историями общественной мысли», «общими теориями права», «философскими пропедевтиками» и т.д.». Крупская с удовлетворением заключала, что по мере обострения Гражданской войны эти народные университеты отмирали и на смену им пришли в 1920 г. совпартшколы.[69] В целом она предписывала в своих указаниях «ограничиться необходимым минимумом, дабы не упустить из виду основной задачи совпартшкол... и помнить всегда о вспомогательной роли общеобразовательных курсов в совпартшколах».[70] (Также по инициативе Крупской в резолюции ХI партконференции (декабрь 1921 г.) было записано: «Расширить сеть партийных школ за счет сокращения учебных заведений, не имеющих непосредственного воспитательного значения для рабочего класса, как например, театральные школы, школы изобразительных искусств и т.п. Для этой цели ЦК партии пересмотреть бюджет Главполитпросвета».[71])

         Вторая задача, согласно указаниям Крупской, заключалась в том, чтобы обнажить перед курсантами нити, связывающие сообщаемые знания с современностью. «Революционные переживания курсантов повышают чрезвычайно их интерес к занятиям, их внимание, укрепляют их волю. ....Надо брать эмоцию за исходный пункт, показывать как, в какой мере предлагаемый курсанту материал связан с современностью, с практической деятельностью»,[72] - писала Крупская.

         И третья задача состояла в том, что изучаемый материал должен даваться в организованном виде. «Это значит, что мы должны давать факты в известной перспективе, расклассифицированными по известной системе», то есть в соответствии с диалектическим и историческим материализмом. «Такой метод подхода должен усваивать себе всякий марксист и это во сто раз важнее, чем схоластические споры о том, как точнее определить, что такое стоимость», - указывала Крупская.[73] При этом она специально оговаривала, что нецелесообразно использовать такую методику, когда даются несколько точек зрения и предлагается оценить их в сравнении. Крупская также отмечала, что поскольку «у рабочего человека преобладают конкретные формы мышления», то и метод диалектического материализма, который предполагает любое явление рассматривать в конкретной обстановке и в развитии, им усваивается весьма хорошо.[74]

         Что же касается лекционного метода, то его глава Главполитпросвета считала старопрофессорским, который следует дополнить семинарским. Крупская предлагала заимствовать американский опыт, в частности, «Долтоновский план», который предполагал четкую систему задач и учет их выполнения буквально посуточно.

В результате такого подхода программа совпартшколы включала в себя очень непродолжительный по времени блок общеобразовательных предметов (русский язык, арифметика, естествознание, география) и целый ряд обществоведческих марксистских курсов: история России от 1861 до 1917 г., история РКП (б), ход борьбы с контрреволюцией, диктатура пролетариата, коммунистическое общество, политика Советской власти, Программа и Устав РКП (б) и др.[75] В качестве учебных пособий использовались «Азбука коммунизма», История РКП (б) Г.Зиновьева, двухтомный «Курс политграмоты» А.Бердникова и Ф.Светлова и др. Также в той или иной мере привлекались популярные брошюры большевистских идеологов.

Относительно преподавательского состава совпартшкол «Вестник агитации и пропаганды» писал, что «для работы в партийно-советских школах не было, нет и быть не может иных лекторов и преподавателей, кроме вышедших из рядов партии, из ряда революционных рабочих и крестьян».[76] На практике так было не всегда. Например, из 6 преподавателей Лужской Совпартшколы 4 имели университетское образование и лишь двое – партийное.[77] В декабре 1921 г. ХI партконференция предписала «прикрепить к партийным школам постоянных лекторов».[78] Циркуляр ЦК РКП (б) и Главполитпросвета от 12 февраля 1922 г. предписывал «прикрепить ответственных и достаточно подготовленных к теоретическим занятиям товарищей» с освобождением от всякой иной работы в губернские школы – по 3 человека, в уездные – по 2. Однако на практике ситуация с освобожденными преподавателями оставалась неудовлетворительной, а поэтому вскоре вышел новый циркуляр, в котором говорилось, что «с занимаемых должностей работников совпартшкол снимать разрешается лишь в самых  исключительных случаях и при условии замены их другими не менее равноценными».[79]

Проблему с кадрами удалось решить не сразу. В 1923 г. в материалах Главполитпросвета указывалось: «Недостаток преподавателей-коммунистов – одна из основных причин многочисленных недугов совпартшкол. ... Лектора и кружковые руководители, мобилизованные для этой цели и работающие по совместительству, урывками, без подготовки за недостатком времени не могут вести надлежащую работу – таковы жалобы всех политпросветов». В материалах говорилось, что преподавателей просто нет, а есть налетчики, отбывающие повинность. Это приводит к тому, что курсант или бежит из школы (в 1922 г. утечка составила 50 – 60%) или же пассивно отбывает повинность. И это в то время, как «совпартшкола должна готовить революционера-профессионала, командный состав революции». [80]

В целом по стране партийный состав преподавателей на конец 1922 г. был таким. Среди обществоведов коммунисты – 60%, из них с дореволюционным стажем – 8%. Среди групповодов коммунистов 81%, с дореволюционным стажем – 1%. А из преподавателей общеобразовательных предметов в партии состояло только 7%.

По социальному положению данные были таковы. Групповоды -  25% из рабочих, 16% - из крестьян, 7% - из мелких служащих и 52% - из прочих. У обществоведов эти показатели были соответственно 7,5%, 7,5%, 5% и 80%. А общеобразовательные предметы находились в руках исключительно учителей бывших гимназий.[81] При этом показательно было то, что преподаватели коммунисты учились в свое время в основном на красноармейских курсах.   

Однако проблемой было не только комплектование совпартшкол учителями, но и курсантами. Работник Главполитпросвета отмечал: «Нередко случалось, что организации присылали в принудительном порядке совершенно случайный элемент, лишь бы выполнить разверстку. Бывало, что в число командированных попадали сокращенные, оказавшиеся безработными по случаю сокращения штатов совучреждений, интересовавшиеся совпартшколой постольку, поскольку она давала им приют».[82]

В 1923 г. созыву курсантов стали предшествовать газетные агитационные компании, отбор, выезды на места. И тем не менее в начале 1920-ых годов дисциплина среди курсантов совпартшкол была еще слабой. В целом к концу курса отсев обычно составлял половину первоначального состава и более. Так, в Псковской совпартшколе в 1922 г. из принятых 237 человек к концу курса осталось лишь 94. Остальные либо сами забрали документы, либо были отчислены за непосещаемость.[83] Работники агитотдела Петроградского губкома считали, что «это объясняется по всей вероятности перегруженностью работой коммунистов, их некоторой усталостью, а частью и отсутствием стремления к знанию, а также не совсем удачным подбором пропагандистских лекторских сил».[84]

Ниже приводятся возрастной, социальный и партийный состав курсантов в целом по России.[85]

 

                    Возрастной состав курсантов в %

 

	I ступени	II ступени
До 18 лет	45,5	30
19-21	33	38
22-24	13	17
25-30	6,5	11
31-35	1,2	3
Свыше 35	0,8	1

 

 

 

                                   Социальный состав курсантов в %

 

	I ступени	II ступени
Рабочие	44	37
Крестьяне	44	46
Служащие, интеллигенция	12	17

 

                                  

 

                                    Партийный состав курсантов в %

 

	I ступени	II ступени
РКП	20	32
Кандидат в РКП	6	11
РКСМ	42	36
Беспартийный	32	21

 

         В апреле 1923 г. всего в стране действовало 275 совпартшкол I и II ступени, где обучалось 20 тыс. курсантов.[86]

 

 

                                                                                  5

 

Высшим звеном партийного образования являлись коммунистические университеты. В 1922 г. их было всего в стране 10, а в Петрограде - 2: Коммунистический университет им. Г.Е.Зиновьева и Коммунистический университет национальных меньшинств Запада. Зиновьевский университет был открыт в ноябре 1921 г. В вузе имелось 2 вида обучения: 3-х годичный курс, готовивший кадры для высшего эшелона власти и краткосрочный годовой курс. В марте 1922 г. в университете обучалось 926 человек, из которых около 800 проходили краткосрочный курс. Среди трехгодичников имелась лекторская группа, начавшая занятия еще летом 1921 г. и принимавшая активное участие в проведении учебного процесса на годичном потоке.[87]

По условиям приема на трехгодичный курс должны были приниматься исключительно рабочие и крестьяне, не моложе 20 лет, имеющие 2 года партстажа в РКП (б) и владеющие элементарными знаниями в области коммунистической теории.[88] На годичный курс – преимущественно рабочие и крестьяне, не моложе 18 лет, грамотные. Все курсанты должны были иметь рекомендации уездных парткомов. Набор осуществлялся по разверстке.[89]

На практике данные по социальному происхождению и уровню образования принятых в 1922 г. курсантов в целом по университету выглядели следующим образом. Социальное происхождение: рабочие – 47,7%, крестьяне – 24,1%, служащие (полуфизического труда) – 20,5%, интеллигенты – 7,7%. Образование: среднее (законченное и незаконченное) – 29,4%, начальное – (в том числе незаконченное) 67,3%, никакого – 3,3%. Состояли в рядах РКП (б) – 17,5%. По национальности превалировали русские – 80,2% и евреи – 8%.[90]

Программы комвузов включали в себя небольшой курс естествознания и общественные науки. Две трети учебного времени было отведено для теоретических занятий, и одна треть – для практической подготовки по избранной специальности. Выпускники комуниверситетов должны были уметь писать, бегло читать, письменно излагать свои мысли, производить арифметические действия над целыми числами и дробями, а также было «желательно знакомство с зачатками физической географии».[91] Общественным наукам курсанты учились по следующей литературе: «Краткий курс экономических наук» А.А.Богданова, «История в самом сжатом очерке» М.П.Покровского, «Основные моменты в истории нашей партии» А.С.Бубнова, «Государство и революция» Ленина, «Конституция РСФСР» П.И.Стучки, «Очерк истории социал-демократии в России» Н.Н.Батурина и др.

В декабре 1922 г. состоялась I Всероссийская конференция комуниверситетов, на которой были приняты основные принципы типового учебного плана, методов занятий и др. В апреле 1923 г. всего в стране действовало 12 комвузов с 6,5 тыс. студентами.[92]

В 1923 г. с развитием внутрипартийной борьбы часть курсантов комвузов увлеклась ультралевыми (троцкистскими) политическими настроениями. ХIII съезд РКП(б) отразил это в своих материалах, подчеркнув, что в высших партийных учебных заведениях имеются условия, порождающие «чуждые пролетарской идеологии настроения и уклоны и податливость влиянию мелкобуржуазной стихии».[93] В августе 1923 г. агитколлегия Севзапбюро постановила пересмотреть преподавательский состав университета им. Зиновьева, учитывая прежде всего политические позиции преподавателей.[94]

Для подготовки научно-пропагандистских кадров в начале 20-ых годов был создан ряд специальных учебных заведений. В феврале 1921 г. в Москве и Петрограде были образованы Институты красной профессуры. При Зиновьевском комуниверситете с июня 1922 г. стал действовать Научно-исследовательский институт с тремя отделениями: исторический материализм, история РКП (б) и политэкономия.

В целом как видно из приведенных сведений о совпартшколах и комуниверситетов, это было даже не эрзац-образование, а полное отсутствие какого-либо образования вообще. Курсантов совпартшкол едва обучали письму, чтению и арифметическому счету. На этом общеобразовательная часть заканчивалась и остальное время шло простое начетническое натаскивание на схоластические марксистские схемы. Далее получивший такие знания человек отправлялся руководить, вершить суд и дело, решать вопросы, властвовать, делать советскую карьеру. Естественно, что эти недоучки строили затем страну по своему образу и подобию.   

В последующие годы советского периода формы партийной учебы менялись, но оставалось заложенные Лениным принципы: монопольное положение одной идеологии, подчинение учебных учреждений системы политучебы парткомам, унификация программ и обязательное санкционирование их центральными партийными органами, размещение школ политграмоты низшего звена по предприятиям, стремление к обязательности посещения занятий каждым коммунистом и допустимость применения методов принуждения в этом, классовый подход в подборе учащихся. Такая система политучебы являлась одним из ярких проявлений складывавшегося коммунистического тоталитаризма и в то же время его важнейшей опорой.

 

 

                                                                                         6

 

Однако одной системе партийной учебы было бы не решить задачу массового перевода общественного сознания на основы марксизма-ленинизма. Большевики прекрасно понимали, что им необходимо превратить в надежного проводника своей идеологии всю систему народного образования. Старую дореволюционную школу, гимназию Ленин ненавидел какой-то просто непостижимой лютой ненавистью, несмотря на то, что сам он в свое время был очень успешным гимназистом, круглым отличником и более того, сыном инспектора и директора народных училищ, который беззаветно любил свою работу. 

В 1908 г. в царской России был принят закон о введении обязательного начального образования. С 1902 по 1912 гг. финансирование системы народного просвещения выросло на 216%. В 1915 г. 51% всех детей в возрасте 8 – 11 лет получили начальное образование, а 68% рекрутов умели читать и писать. Один из английских наблюдателей отмечал важную особенность русской школы – высокие моральные и профессиональные качества учителя: «Наиболее распространенный тип среди русских преподавателей – тип идеалиста. Преданный своему делу и неутомимый, когда нужно помочь ученикам, это подлинный учитель молодежи».[95]

Однако Ленин считал, что при капитализме школа вся пропитана классовым духом  и здесь все поставлено так, чтобы «дать капиталистам услужливых холопов и толковых рабочих»,[96] «покорных и расторопных слуг».[97] Дореволюционные и зарубежные учебники он называл «старым буржуазным хламом».[98] Про школьных преподавателей Ленин до революции любил писать жалостливые сентенции, вроде того, что в стране наблюдается «самый бесшабашный, самый бесстыдный, самый отвратительный произвол правительства в обращении с учителями».[99] Но когда после Октября и принятия в сентябре 1918 г. нового закона о школе, подавляющая масса учителей  не поддержала программу подчинения школы партийному государству, его возмущению не было конца и он разогнал созданный еще в 1905 г. Всероссийский учительский союз, охарактеризовав учительство как «организацию, в громадном большинстве, если не целиком стоящую на платформе, враждебной Советской власти».[100]

При этом Ленин поставил задачу «воспитать новую армию педагогического учительского персонала, который должен быть тесно связан с партией, с ее идеями, должен быть пропитан ее духом, должен привлечь к себе рабочие массы, пропитать их духом коммунизма».[101] Резолюция VIII съезда РКП (б) (1919 г.) прямо предписывала: «Учителя обязаны рассматривать себя как агентов не только общего, но и коммунистического просвещения. В этом отношении они должны быть подчинены не только контролю своих непосредственных центров, но и местных партийных организаций».[102]

Ленин указывал, что «школа должна быть ... проводником принципов коммунизма». [103] «Надо, чтобы все дело воспитания, образования и учения современной молодежи было воспитанием в ней коммунистической морали», которая «подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата...., выводится из интересов классовой борьбы пролетариата», - учил лидер большевиков. [104]

         Нарком просвещения А.В.Луначарский увлеченно выводил новые диалектические образовательные формулы: «Только коммунистическая школа дает настоящее не классовое, общечеловеческое воспитание, и чем она более коммунистичная, более партийная, тем более она становится объективной, подлинно человеческой».[105]

         На уровне начальной и средней общеобразовательной школы большевикам многое удалось сделать в рамках своих целей уже в донэповский период. Декретом от 9 ноября 1917 года была организована Государственная комиссия по просвещению, которая занялась разработкой основ строительства новой системы народного образования. Началось разрушение старой школы. Управление начальными и средними учебными заведениями на местах передавалось Советам. В январе 1918 года были ликвидированы учебные округа, упразднены должности директоров и инспекторов народных училищ. 5 июня 1918 г. был принят декрет СНК о передаче в ведение Народного комиссариата по просвещению всех без исключения учебных и общеобразовательных учреждений и заведений.

         30 сентября 1918 года был подписан декрет ВЦИК «Положение об единой трудовой школе РСФСР». Ликвидировались все атрибуты старой школы: экзамены, уроки, задания на дом, латынь, ученическая форма. Само слово "учитель" отменялось, он становился "школьным работником" - шкрабом. Руководство школой осуществлялось теперь школьным советом, включающим всех "шкрабов", представителей учеников (с 12-летнего возраста), трудового населения и отдела народного образования.

         В 1918 г. на Съезде работников народного просвещения заведующая отделом социального обеспечения Петроградского совета Злата Лилина (супруга Зиновьева) заявила: "Мы должны создать из молодого поколения поколение коммунистов. Мы должны из детей - ибо они подобно воску поддаются влиянию - сделать настоящих, хороших коммунистов... Мы должны изъять детей из-под грубого влияния семьи. Мы должны их взять на учет, скажем прямо - национализировать. С первых же дней их жизни они будут находиться под благотворным влиянием коммунистических детских садов и школ. Здесь они воспримут азбуку коммунизма. Здесь они вырастут настоящими коммунистами".[106]

         Принятая в марте 1919 г. Программа партии гласила: «В области народного просвещения РКП ставит своей задачей довести до конца начатое с Октябрьской революции 1917 года дело превращения школы ....в орудие коммунистического перерождения общества».[107] 

         В период Гражданской войны старая система школьного образования была окончательно развалена. Вместо нее в начале 1920-ых годов возник некий конгломерат разнородных учебных заведений, как то: школа первой ступени (по сути начальная), школа второй ступени, концентры первой и второй ступени, школа рабочих подростков, фабзавуч, профтехшкола, рабфак. В 1921 г., по данным Луначарского, школу первой ступени посещали 70% всех детей, а второй – лишь 10%, «и только потому, что нет оборудованных школ».[108]

В начале 20-ых годов большевики активизировали идейно-политическое завоевание школы. В 1921 г. ЦК РКП (б) принял постановление «О работе среди работников просвещения». Всем коммунистам из системы народного образования было предписано войти в Союз работников просвещения и всемерно содействовать органам пропаганды и агитации.[109] В Петрограде и губернии при отделах наробраза были организованы марксистские кружки.

В провинции учителя были во всем зависимы от местных властей. «Новые члены волисполкомов, - писал «Псковский набат», - признает необходимым держать под строгим контролем волисполкомов учительство, а также влить в него побольше людей из пролетарской и крестьянской среды».[110]

Школьные программы полностью переводились на коммунистическую платформу, а с 1922 г. в общеобразовательных школах 2-й ступени и в 7-ых классах других школ и ФЗУ были введены и специальные уроки политграмоты. В первой половине 1923 г. Петроградский губком организовал курсы переподготовки преподавателей, на которых получили уроки марксистских политических знаний около 13 тыс. учителей города и губернии.[111] В школах по мере вступления преподавателей в партию образовывались ячейки РКП (б), которые во всех школьных делах стали играть решающую роль. В январе 1925 г. в Петрограде по инициативе и под контролем губкома состоялась общегородская конференция учителей, продемонстрировавшая свою полную солидарность с большевистской партией и проводимой ею политикой в сфере народного образования.[112]

Практически уже к середине 1920-ых годов начальная и средняя школы были в Советской России большевизированы и превращены в фабрики по производству марксистов, ленинцев и сталинцев. Школа стала важнейшим звеном коммунистической системы идеологической обработки населения. Закачивая вместе с букварем в человека коммунистические ценности и установки, тоталитаристское государство начинало писать свои очерки истории уже практически на чистом листе общественного сознания.

                    

 

                                                                                 7

 

Сложнее шел процесс большевизации высшей школы. В 1921 г. в вузах были еще сильны оппозиционные настроения. На совещании заведующих агитотделами губкомов и отделов Севрео-Запада (декабрь 1921 г.) отмечалось, что «в настоящее время именно высшие учебные заведения стали вроде контрреволюционных гнезд».[113] В начале 20-ых годов большевики провели большую и многоплановую работу по организационному и идейному подчинению высшей школы. Ее законодательной базой явилось постановление СНК от 2 сентября 1921 г. «О высших учебных заведениях РСФСР», подписанное Лениным и выработанный на его основе новый Устав высшей школы, метко названный делегатом ХI съезда РКП (б) С.С.Иоффе «Октябрем высших учебных заведений».[114] Согласно этим документам автономия вузов отменялась. В основу приема абитуриентов был положен классовый принцип. В первую очередь принимались лица рабоче-крестьянского происхождения по направлению партийных, комсомольских и профсоюзных организаций (вступительные экзамены были отменены еще декретом СНК от 2 августа 1918 г.). «На первое место безусловно должны быть приняты лица из среды пролетариата и беднейшего крестьянства, которым будут предоставлены в широком размере стипендии»,[115] - написал сам Ленин в проекте одного из документов.

Введение в действие новых правил вызвало протест в вузах, кульминацией которого стала забастовка профессоров Москвы, Петрограда, Казани и ряда других городов в январе-феврале 1922 г. Это побудило большевиков ужесточить кадровую политику в высшей школе. Еще в январе 1921 г. первое партийное совещание по вопросам народного образования постановило немедленно начать замену в вузах представителей буржуазной идеологии подготовленной партийной молодежью. От старых профессоров требовалась лояльность к Советской власти и переход на марксистские позиции. Ленин, рассматривая перевоспитание буржуазных специалистов как одну из форм классовой борьбы, неоднократно давал указание Наркомпроссу требовать от профессоров сдачи экзамена по марксистскому минимуму. [116] В начале 1922 г. он негодовал по поводу того, что в «государственных школах и университетах учат (вернее развращают) молодежь старые буржуазные ученые старому буржуазному хламу».[117] В том же году большая группа профессоров была отстранена от преподавательской работы. Среди них были профессора Петроградского университета Н.О.Лосский, А.П.Карсавин, П.А.Сорокин, С.А.Аскольдов, С.Л.Франк и др. – то есть самый цвет русской философской мысли ХХ века.

В борьбе с оппозиционными преподавателями большевики активно использовали тех работников вузов, которые согласились сотрудничать с Советской властью. В мае 1921 г. 24 преподавателя Петроградского университета, назвав себя группой «красных профессоров», стали пропагандировать необходимость преподавания общественных наук на основе марксизма.[118] В начале 1922 г. там же образовалась группа «левой профессуры», в которую вошли и «красные профессора». По предложению уполномоченного Наркомпроса  И.И.Невского она распространила свою деятельность на все вузы Петрограда. С момента образования по февраль 1923 г. численность группы «левой профессуры» возросла с двух десятков до 131 человека.[119] Ее представителем являлся ректор ПГУ Н.С.Державин, активное участие в работе принимали М.В.Серебряков, Н.А.Градескул, С.И.Канатчиков, И.В.Егоров, И.И. Невский и др.[120]

Левая профессура издавала некоторое время журнал «Красный студент», выступала с публичными пропагандистскими лекциями. 30 сентября 1922 г. группа организовала большой митинг революционного студенчества в Народном доме с участием 5 тыс. человек. 29 января 1923 г. прошел еще один митинг, посвященный событиям в Руре (Германия). Группа левой профессуры учредила 3 стипендии лучшим студентам Петрограда.[121]

В целом влияние левых профессоров на преподавательскую и студенческую среду в начале 20-ых годов было еще невелико. В марте 1923 г. организатор большевистской ячейки Петроградского университета в своем отчете писал: «Левая коммунистическая профессура .... не блещет талантами, но тем не менее все-таки с белыми борьбу ведет, иногда довольно успешно, но большого влияния на студенческие массы она не производит. ...Нет крупных теоретических сил».[122] В то же время левые профессора были той опорой большевиков среди преподавательского состава, благодаря которой им удавалось все более расширять свое влияние в вузах.

В студенческой среде большевики опирались прежде всего на рабфаковцев. Рабочие факультеты при вузах стали создаваться с 1919 г. в качестве двухгодичных подготовительных учебных подразделений для рабочих и крестьян. В 1922-23 учебном году на 87 рабфаках страны обучалось более 27 тыс. человек.[123] В Петрограде количество рабфаков возросло с 4 в 1920 г. до 12 в 1923, где обучалось 4,5 тыс. человек.[124] В 1922- 1923 годах рабфаковцы стали занимать все более ведущее положение в жизни вузов. Это было возможно как вследствие прямой их поддержки партийными и государственными руководящими органами, так и ввиду того, что студенты рабочих факультетов составляли значительную часть в вузовских партячейках.

П.Н.Милюков писал в «Последних новостях»: «Огромное большинство слушателей рабфаков – зарекомендованные коммунисты, люди, не приспособленные ни к каким занятиям, влекомые в рабфаки лишь ради привилегии и пайка или же специально посланные РКП. И вот все эти подчас полуграмотные, почти всегда грубые люди призваны властью играть роль жандармов в стенах высшей школы».[125]

Благодаря рабфакам социальный состав вузов постепенно менялся. В 1924 г. 48,5% ленинградских студентов составляли уже рабочие и крестьяне. Среди принятых в 1924-25 учебном году 49,7%  были коммунисты и комсомольцы.[126] Классовый подход не мог не вести к ухудшению качества выпускаемых специалистов. На совещании вузовских ячеек при ЦК РКП (б), прошедшем в начале 1925 г., отмечалось: «Мы должны справедливо сказать, что наши студенты коммунисты действительно не учатся и отстают, а потом ссылаются, что беспартийная профессура не любит студентов-коммунистов».[127]

По отношению к неугодным для партийных органов студентам применялись в том числе репрессивные меры. В 1921-22 учебном году бюро по работе со студенчеством при Петроградском губкоме дало с его согласия инструкцию вузовским комячейкам снять с продовольственного пайка антибольшевистски настроенных студентов, придав «этому снятию характер политической чистки студенчества».[128] В письме предписывалось формировать новые органы студенческого самоуправления по принципу обязательного большинства в них коммунистов.

В марте 1923 г. партийный организатор Петроградского университета сообщал в ЦК, что в университете в руках большевиков уже касса взаимопомощи, землячества, профсоюз и в значительной степени академические секции.[129]

В исследуемый период претерпели кардинальные изменения  и вузовские программы обучения. В марте 1921 г. СНК РСФСР ввел в вузах изучение обязательного минимума общественных дисциплин, в который вошли исторический материализм, история пролетарской революции, политический строй РСФСР, организация производства и распределения в РСФСР, план ГОЭРЛО. Осенью следующего года в этот список были включены основы диалектического материализма, Конституция РСФСР, а с 1924 г. – история большевистской партии.

В апреле 1921 г. постановлением СНК в российских университетах были упразднены историко-филологические факультеты и образованы факультеты общественных наук с отделениями: экономическое, правовое, общественно-педагогическое. В резолюции ХII  съезда РКП (б) говорилось: «Каковы бы ни были основные задачи каждого типа школы, в частности, вузов и техникумов, она, вырабатывая специалиста в той или иной отрасли строительства, в то же время должна готовить в его лице общественно-политического работника, вооруженного теорией марксизма».[130]

В целом было бы неправильно заключить, что уже в первые годы НЭПа высшая школа была полностью большевизирована. Однако в 1921 – 1923 гг. большевики приняли уже необходимые для ее подчинения законодательные акты, устранили наиболее влиятельных оппозиционных профессоров и студентов, захватили в свои руки органы самоуправления, стремительно пролетаризировали социальный состав студенчества через рабфаки. Старая российская высшая школа была уже полностью обречена на уничтожение. Важнейшей функцией новой системы высшего образования становилась  идейно-политическая обработка студентов.