-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Андрей Гурьев. Как закалялся агитпроп: Система государственной идеологической обработки населения в первые годы НЭПа. Санкт-Петербург. 2010 г.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

 

 

Глава 8

 

От подпольного листка – до монополии печати

 

 

На первой странице Государственной Газеты сияло:

"Радуйтесь, ибо отныне вы – совершенны!"

Евгений Замятин, «Мы»

 

 

                                                                                             1

 

         Важнейшее значение в работе по формированию массового политического сознания большевики придавали организации печати. Практически и сама большевистская партия в соответствии с планом Ленина первоначально создавалась на основе деятельности именно газеты «Искра», которая была призвана стать «не только коллективным пропагандистом и коллективным агитатором, но также и коллективным орга­низатором".[1] «Одним из самых могущественных орудий в борьбе партии за влияние на массы, за их коммунистическое просвещение и организацию является печать»,[2] - говорилось в резолюции ХI съезда РКП (б).   

         Печатной большевистской пропаганде и агитации были в значительной мере свойственны те же принципы, на которой основывалась большевистская агитационно-пропагандистская работа в целом. Центральным из них являлся принцип партийности. Еще в 1905 г. Ленин разъяснял, что "литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, "колесиком и винтиком" одного-единого, великого социал-демократического механизма, …составной частью организованной, планомерной, объединенной социал-демократической партийной работы".[3]

          Следует отметить, что в Программе РСДРП, принятой в 1903 г. и вполне признаваемой большевиками вплоть до 1917 г., значилось требование «неограниченной свободы печати».[4] Оно было вполне осуществлено не самими большевиками, а другими партиями в ходе и развитии Февральской революции. 27 апреля 1917 г. Временное правительство в своем постановлении  «О печати» провозгласило: «Печать и торговля произведениями печати свободны. Применение к ним административных взысканий не допускается».[5] Впервые в России была установлена свобода печати, которую восторженно приветствовали все демократические силы от анархистов до либералов. (Строго говоря, впервые свобода слова была объявлена в Манифесте Николая II от 17 октября 1905 г., где говорилось: «Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Но эта декларация не была вполне воплощена в жизнь). Большевики также, разумеется, в полной мере воспользовались свободой печати и развернули совершенно беспрецедентный по масштабу выпуск политической литературы, превосходя своей печатной пропагандой все остальные партии вместе взятые. [6]   

          Издательская деятельность большевиков началась с возрождения «Правды». 2 марта Русское бюро ЦК приняло решение о ее возобновлении, а 5 марта вышел первый номер издания как центрального органа партии. В открывавшей его статье отмечалось: «Газета была задушена за неделю до войны, 8 июля закрыта «Правда» – 14 июля объявлена война. Во время войны мрачный террор давил все живое в стране. Но не замирала рабочая мысль. Идея создания рабочей прессы пробивалась в резолюциях, в отдельных попытках. Нужны были только условия, чтобы ее восстановить. Революция создала эти условия».[7]

         С первых же номеров «Правда» начала компанию политической травли Временного правительства. Так, 7 марта видный большевик М.С.Ольминский в статье «Настороже» откровенно лживо писал: «Временное правительство сходно со старым правительством в том, что оно – правительство капиталистов и помещиков... Оно стоит не за революцию, а против революции... Члены правительства, кроме Керенского, все монархисты. Нужно идти против них, требуя республики. Временное правительство хочет захвата чужих стран, порабощения других народов. А мы говорим, что каждый народ должен сам свободно решать свою судьбу, и хотим скорее кончить войну».[8] В последующих статьях, разъясняя, что дороги Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов неизбежно разойдутся, газета призывала быть бдительными,  потому что, якобы, нападение на демократию со стороны Временного правительства «идет быстрым шагом».

         Еще более агрессивной «Правда» стала после возвращения 3 апреля 1917 г. в Петроград Ленина. Меньшевистский «День» написал по этому поводу в статье с характерным и политически точным заголовком «Контрреволюция слева»: «Со вступлением в редакцию «Правды» Ленина мы имеем теперь орган, открыто и определенно берущийся защищать и проводить идеи гражданской войны».[9]

         Вслед за «Правдой» большевистские издания стали возникать в Москве и в других крупных городах и промышленных районах России. 7 марта начала издаваться газета «Социал-демократ» – орган московских большевиков, с того же дня стала выходить в Петрограде «Циня» («Борьба») – руководящий орган социал-демократии Латышского края, 10 марта харьковские большевики приступили к выпуску газеты «Пролетарий», 11 марта в Тифлисе возобновился выход «Кавказского рабочего», 14 марта в Киеве начал издаваться «Голос социал-демократа», 18 марта в Якутске – «Социал-демократ», в Нарве – «Кийр» («Луч»). Возникла и целая сеть военных газет «Солдатская правда» (Петроград), «Солдатская жизнь» (Екатеринослав), «Голос правды» (Кронштадт), «Окопная правда» (Рига), «Волна» (Свеаборг). Как уже говорилось, для развертывания сети большевистских газет были напрямую использованы деньги, получаемые от германского правительства с подрывными целями.

         Провозглашенный Лениным в «Апрельских тезисах», напечатанных в «Правде» 7 апреля и перепечатанных большевистской прессой по всей стране, курс на перерастание демократической революции в социалистическую имел самые негативные последствия для ситуации в стране. Постоянное провоцирование беспорядков и большевистский путч 3 - 5 июля вынудили Временное правительство принять контрмеры, в частности, закрыть «Правду» и ряд других большевистских газет. Такие действия были одобрены не только либеральными, но и социалистическими партиями. Эсеровская «Воля народа» заявляла: «Большевики открыто идут против воли революционной демократии. Революционная демократия обладает достаточной силой, чтобы заставить всех подчиниться своей воле. Она должна это сделать... В наши горячие дни всякое промедление смерти подобно».[10] Не менее гневными в адрес большевиков были и обвинения Г.В. Плеханова. «Беспорядки на улицах столицы, – писал он 9 июля в «Единстве», – очевидно, были составной частью плана, выработанного внешним врагом России в целях ее разгрома. Энергичное подавление этих беспорядков должно поэтому с своей стороны явиться составной частью плана русской национальной самозащиты... Революция должна решительно, немедленно и беспощадно давить все, что загораживает дорогу».[11] 

         7 июля Временное правительство приняло решение об аресте Ленина, требуя его явки на суд в связи с многочисленными публикациями в буржуазных газетах о германских деньгах. После этого лидер большевиков скрылся в подполье, а политическая ситуация между тем продолжала не в последнюю очередь ввиду деструктивной политики его партии накаляться. Временному правительству пришлось даже в целях национальной безопасности в условиях войны пойти на некоторое ужесточение условий издательской деятельности. 22 августа «Вестник Временного правительства» опубликовал новые «Временные правила о специальной военной цензуре» и утвержденное правительством положение «О военной цензуре печати». В них устанавливалось, что «за непредоставление экземпляров периодических или непериодических изданий военно-цензурным комиссиям, издатели подвергаются заключению в тюрьме на время от восьми до одного года и четырех месяцев или аресту от трех недель до трех месяцев, или денежному взысканию от трехсот до десяти тысяч рублей».[12]

         Накануне Октябрьского переворота демократическая пресса активно предупреждала о готовящемся захвате власти большевиками и реальной перспективе установления их диктатуры. Газеты «Биржевые ведомости», «Русская воля», «Дело народа», «Новое время» и другие называли Ленина и его сторонников «заговорщиками», «слепыми фанатиками», «преступниками» и требовали от Временного правительства решительных действий. Так, эсеровская газета «Дело народа» писала: «Против объявленного похода большевиков революция должна собрать все свои силы. Пусть грозный и дружный отпор будет ответом к преступному выступлению в эту тяжелую для страны минуту».[13] Газета «День» 22 октября открывалась призывом: «Граждане, будьте настороже...Сегодня может быть темные силы попытаются ввергнуть столицу России в ужасы гражданской войны. От вас зависит не дать разгореться пожару».[14] 26 октября после большевистского переворота демократическая пресса вышла с заголовками «Преступление совершилось», «Тем, кто у власти», «Пролог или эпилог». Такие газеты как «Речь», «Народное дело», «Воля народа», «Утро России» и другие называли захват власти одной партией плодом «политического безумия и авантюризма», а большевиков – «насильниками».

         В ответ 26 октября новая власть через постановления Петроградского и Московского Военно-революционных комитетов закрыла 10 наиболее крупных  газет, в том числе «Речь», «День», «Биржевые ведомости», «Русское слово», «Утро России». А на следующий день, 27 октября, Ленин подписал Декрет о печати, в котором объявлялось, что «за этой либеральной ширмой фактически скрывается свобода для имущих классов захватить в свои руки львиную долю всей прессы, невозбранно отравлять умы и вносить смуту в сознание масс». Далее Декрет провозглашал: «Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии. ... Вот почему и были приняты временные и экстренные меры для пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса». Согласно документу отныне подлежали закрытию издания:  «1) призывающие к открытому   сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путем  явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т.е. уголовно наказуемого характера».

         При этом, учитывая, что, уничтожив свободу печати, большевики нарушили один из центральных пунктов своей же собственной Программы, Декрет лукаво уточнял: «Настоящее положение  имеет  временный  характер и будет отменено особым  указом по наступлении нормальных  условий общественной жизни».[15] Из преамбулы же можно было ясно понять, что нормальные (по понятиям Ленина) условия наступят только после того, как будет уничтожена буржуазия вместе с буржуазной прессой. Впоследствии сами же большевики откровенно признавали, что под Декрет о печати подходили все без исключения либеральные и даже социалистические газеты разных оттенков.[16]

         Пресса реагировала резким неприятием возврата к худшим временам самодержавия. Максим Горький так комментировал ситуацию: "Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. ... Не так же ли ленинская власть хватает и тащит в тюрьму всех несогласномыслящих, как это делала власть Романовых?".[17] Автор антиутопии «Мы» Евгений Замятин, уже в то время ясно видевший в благих намерениях большевиков грядущий тоталитаризм, писал в статье «Они правы»: «Свободное слово страшней пулеметов. И это знают теперешние исполняющие обязанности. Ночная нечисть права, что боится петушиного крика. Они правы, что боятся свободного слова».[18]

         Однако Ленин на заседании ВЦИК 4 ноября 1917 г. откровенно признавал: «Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмем власть в руки. Терпеть существование этих газет, значит перестать быть социалистом».[19] Несколько позже глава СНК так разъяснял свою позицию: «Капитализм делал из газет капиталистические предприятия, орудия наживы для богачей, информации и забавы для них, орудия обмана и одурачения для массы трудящихся. Мы сломали орудия наживы и обмана. Мы начали делать из газеты орудие просвещения масс и обучения их жить и строить свое хозяйство без помещиков и без капиталистов».[20] 

         7 ноября 1917 г. свободе прессе был нанесен еще один удар – экономический. СНК издал Декрет о введении государственной монополии на объявлении, что лишало газеты доходов от частных объявлений. Пресса пыталась сначала бороться. Закрытые газеты выходили под другими названиями, продолжали публиковаться и объявления. Однако репрессии большевиков день ото дня нарастали. В ноябре-декабре 1917 г. было закрыто более 120 изданий, а 28 января 1918 г. был создан Революционный трибунал печати, поставивший дело расправы с неугодной прессой на поток.

         В начале 1918 года комиссаром по делам печати, пропаганды и агитации был назначен не имевший даже законченного гимназического образования 27-летний Моисей Володарский, являвшийся по совместительству редактором петроградской "Красной газеты". За короткое время он установил жесткую политическую цензуру, закрыв около 150 газет, общий тираж которых составлял более двух миллионов экземпляров. Основанием неизменно объявлялась буржуазная, контрреволюционная направленность издания. Насколько справедливым был этот безапелляционный вердикт, можно судить на примере газеты "Новый вечерний час". Обосновывая необходимость прекращения ее выпуска, Володарский приводил такой аргумент: "Окопавшиеся в этой газете люди под видом опечаток распространяли лживые, провокационные слухи, готовили удар в спину Октябрьской революции."[21] Как можно под видом опечаток распространять ложь, для профессиональных журналистов оставалось большой загадкой. Всего с октября 1917 по август 1918 г. большевики ликвидировали свыше 460 газет: 226 либеральных, 235 эсеровских и меньшевистских.[22] К осени 1918 г. с некоммунистической печатью было полностью покончено.

         При этом большевики самым энергичным образом разворачивали выпуск своей партийной прессы. Если к моменту Октябрьской революции под контролем большевиков выходило около ста газет и журналов, то к середине 1918 г. они издавались более чем в 120 губернских центрах и 280 уездах и волостях в количестве 884 наименования.[23] При этом для всех средств массовой информации главной задачей выдвигалась пропаганда большевизма в государственном масштабе. На первом Съезде журналистов, организованном большевиками 13-16 ноября 1918 г., открывший форум председатель Исполкома Московского горсовета, видный большевик Лев Каменев заявил: «Нам решительно нужно отделаться от того, что было так характерно для буржуазной печати. История ждет от вас, чтобы вы явили миру пример, как нужно вести пропаганду социализма».[24] А избранный в президиум съезда редактор газеты «Беднота» Лев Сосновский (несколько позднее глава агитпропотдела ЦК) утверждал: «Редактора должны помнить, что ответ за все в первую очередь они несут перед партией и они должны заставлять партийные организации взять на себя руководство печатью».[25]

         Однако форум журналистов не принял какой-либо резолюции о прямом и обязательном подчинении прессы партийным организациям. А вот в резолюции VIII Съезда РКП (б) (март 1919 г.) «О партийной и советской печати» уже четко указывалось: «Пресса является могучим орудием пропаганды, агитации и организации, незаменимым средством воздействия на самые широкие массы». При этом признавалось необходимым «редакторами партийных и советских газет назначать наиболее ответственных, наиболее опытных партийных работников», и констатировалось, что «партийные комитеты должны давать редакциям общие политические директивы и указания и следить за выполнением директив». Съезд также предписал «всем партийным организациям выделить для обслуживания печати наиболее стойких, энергичных и преданных работников».[26]

         То есть решения VIII партийного съезда превращали советскую журналистику исключительно в орудие коммунистической партии. Ничем иным ей быть отныне не позволялось. На всех последующих съездах и в специальных решениях ЦК о печати первостепенное внимание неизменно обращалось на идейно-политическую выдержанность газет и журналов, превращение их в боевые центры борьбы за марксистскую идеологию и максимальное влияние партии в массах.  

 

 

                                                                                         2

 

К началу 1920-ых годов средства массовой информации были в России уже практически монополизированы, и всякая печатная деятельность была возможна лишь под жестким контролем РКП (б).[27] В Циркуляре ЦК РКП(б), принятом в апреле 1922 г. ко Дню печати, в частности, говорилось: "В руках наших врагов печать является орудием затемнения сознания трудящихся, их закабаления и угнетения. Поэтому задача заключается в том, чтобы лишить врагов народа мощного оружия… и усилить и укрепить это оружие в руках рабочего класса".[28]

Редактор журнала агитационно-пропагандистского отдела ЦК ВКП(б) «Красная печать» Илларион Вардин писал: «Капиталистической свободы печати, буржуазных фабрик лжи, обмана и прославления рабства не будет более в России никогда. Это величайшее завоевание революции останется за нами и послужит образцом для борющегося пролетариата всех стран. От подпольного листка – до монополии печати. Таков путь, пройденный Российской коммунистической партией».[29]

Сам Ленин всегда, до самого последнего своего дня оставался категорическим, непримиримым противником разрешения свободы печати в Советской России. Он заявлял: "Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира есть свобода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг, меньшевиков и эсеров… Мы самоубийством кончать не желаем и поэтому этого не сделаем".[30]

Совершенно нетерпим он был и к фактам проявления в партийной и советской печати мнений, расходившихся с официальной точкой зрения. Так, когда в мае 1922 г. газета "Сельскохозяйственная жизнь" (орган Наркомзема и ЦК профсоюза работников земли и леса) опубликовала ряд статей, конструктивно критикующих декрет ВЦИК и СНК "О едином натуральном налоге", Ленин потребовал за это уволить редактора, а авторов статей взять под особый надзор.[31] Следуя этому указанию, Политбюро ЦК РКП(б) 11 мая 1922 г. выразило порицание коллегии Наркомзема и поручило Оргбюро ЦК рассмотреть вопрос о составе редакции газеты, а также принять меры к недопустимости впредь подобных случаев. На выпуск в августе 1921 г. Госиздатом книги С.Маслова "Крестьянское хозяйство" Ленин откликнулся так: "Из просмотра видно, что - насквозь буржуазная пакостная книжонка, одурмани­вающая мужичка показной буржуазной «ученой» ложью. Почти 400 страниц и ничего о советском строе и его политике - о наших законах и мерах перехода к социализму и т. д. Либо дурак, либо злостный саботажник мог только пропустить эту книгу. Прошу расследовать и назвать мне всех ответственных за редактирование и выпуск этой книги лиц".[32]

При всей своей занятости Ленин старался лично направлять и контролировать деятельность партийной прессы. По словам Марии Ульяновой, не проходило дня, чтобы он не поинтересовался, как идет работа в редакции "Правды", сколько статей и на какие темы заказано, сколько уже получено, какие письма поступают с мест.[33] Ленин неоднократно лично давал указания в редакции центральных газет для развертывания той или иной пропагандистской компании.

6 июня 1922 г. «в целях объединения всех видов цензуры печатных произведений» декретом Совнаркома были создано Главное управление по делам литературы и издательств при Наркомате просвещения и местные органы – при губернских отделах народного образования. В обязанности Главлита, говорилось в Декрете, входят «предварительный просмотр всех предназначаемых для печатания и распространения литературных произведений, периодических и непериодических изданий, карт и т. д. Кроме того Главлит выдает разрешение на издание всех родов печатных произведений, составляет списки запрещенных книг, вырабатывает постановления касательно типографий, библиотек, книжной торговли».[34]

Общее руководство советско-партийной печатью осуществлял созданный в ноябре 1921 г. подотдел печати агитпропотдела ЦК РКП(б). Согласно решению совещания секретарей обкомов и губкомов (декабрь 1921 г.) редакторы местных газет должны были входить в партийный комитет соответствующего уровня.[35]

Выпуск непереодических изданий в 1921 – 1923 гг. осуществлял Госиздат со своими местными отделениями и дочерними издательствами, возглавляемый Н.Л.Мещеряковым. В состав редколлегии Петроградского государственного издательства входили А.Т.Арский, В.А.Быстрянский, В.И.Невский, К.И.Николаева и другие видные политработники. Нередко по заказам Госиздата работали частные издательства. Общественно-политическая литература как поступала на книжный советский рынок (преимущественно с 1922 г.), так и рассылалась целевыми назначениями агитпропотделами на места. Например, в 1921 г. агитотдел Петроградского губкома распорядился разослать по губерниям Северо-Запада 285 тыс. экземпляров литературы пропагандистского характера.[36]

 

                                                                      

                                                                                                  3

 

         В рамках политики военного коммунизма газеты и журналы печатались на бюджетные деньги и  бесплатно рассылались в различные партийные и советские учреждения и организации по разнарядке. «Мы отменили подписку. Это шаг вперед от капитализма к коммунизму»[37], - комментировал данное явление Ленин.

         Однако введение НЭПа сопровождалось переводом печатного дела на рельсы хозрасчетных отношений и меняло ситуацию с производством и распространением политической литературы.          При этом в условиях дефицита бумаги, слабой материальной базы, неналаженности в вопросах подписки, низкого уровня профессиональной подготовки большевистских журналистов периодические издания стали испытывать серьезные финансовые затруднения. В течение первой половины 1922 г. неуклонно падали тиражи газет и сокращалась их сеть. Так, если в конце 1921 г. в стране насчитывалось 803 газеты общим тиражом 2,7 млн. экз., то в июле 1922 г. выходило 299 газет тиражом 993 тыс. экз.[38] Тираж газеты "Правда" в первые месяцы 1922 г. уменьшился с 267 тыс. экз. до 75 тыс., "Известий" – с 282 тыс. до 154 тыс.[39]  Зимой 1922 г. отдельные номера "Правды" печатались лишь на одном листе.

В первой половине 1922 г. сокращалась и сеть Госиздата. Из 60 его местных отделений было оставлено всего 6.[40] К этому добавлялась слабая организация доставки изданий читателям, вялое техническое оформление газет, малочисленные штаты редакций.[41]

Кроме того, что было самым ужасным для большевиков, пресса с началом НЭПа стала поворачиваться лицом к потребителю и соответственно задом к идеологической выдержанности. Заведующий агитпропотделом ЦК РКП (б) в 1922 – 1923 гг. Андрей Бубнов впоследствии отмечал: «Печать, переводимая на хозяйственный расчет, начинала было стихийно ориентироваться на НЭП, на обывательскую улицу и приспособляться к требованиям фланирующего по тротуарам обывателя. ... Мы имели знаменитую «Бонзу» - это бульварная уличная газета, вклеенная в нашу партийную газету. Мы имели ряд понедельничных газет подозрительного качества. Мы имели целый поток бульварных объявлений на страницах наших изданий. ... В 1922 г. имело место так называемое возрождение буржуазной идеологии, которое было ничем иным как выступлением контрреволюционных кругов буржуазной российской интеллигенции, подхлестываемой волной нэпмановских настроений».[42].

         Такое положение дел с прессой вызывало крайнее беспокойство высших партийных органов, что нашло свое отражение в работе ХI съезда партии (март 1922 г.). В   резолюции «О печати о пропаганде» констатировалось, что «партийно-советская печать находится в состоянии тягчайшего кризиса. Наиболее характерные черты кризиса: а) резкое сокращение количества газет и уменьшение тиража оставшихся, вследствие отсутствия денежных средств, недостатка и дороговизны бумаги, чрезмерности типографских расходов, б) слабая связь с массами, недостаточно полное отражение текущих нужд и запросов трудящихся, слабое отражение вопросов местного строительства и в) недостаточная выдержанность газет в партийно-политическом отношении». Съезд, в частности, постановил, что центральный и местный комитеты партии  должны уделять печати впредь неизмеримо больше внимания, чем это было до сих пор и «партийно-политическое руководство всей печатью должно быть усилено». Во главе партийных изданий обязательно должны стоять руководящие элементы данного партийного комитета. Также было принято решение об усилении государственного финансирования издательского дела. 5 мая 1922 г., в десятилетие газеты «Правда», было решено отметить День печати. Показательна была и такая мера в решениях съезда как объявление обязательным для каждого члена партии стать подписчиком одной из партийных газет.[43]

         Также в этой резолюции содержались прямые указания о том, какими должны быть советские СМИ. В частности, по поводу провинциальной печати съезд указывал: «Основным содержанием местных газет должны служить вопросы о местном строительстве, о жизни, работе и борьбе трудящихся, причем эти вопросы должны рассматриваться на страницах газеты в форме живого непосредственного отклика на запросы и нужды читателей». По поводу журналов губернских партийных комитетов говорилось, что «они должны заключать в себе: во-первых, руководящие политические статьи, во-вторых, материал для агитаторов и пропагандистов в виде тезисов и т.п., в-третьих, циркулярный и информационный материал о деятельности губкома, в-четвертых, дискуссионный материал». Особо подчеркивалось значение органа ЦК «Вестник агитации и пропаганды», который должен выходить раз в две недели и «быть журналом, рассчитанным на членов партии и дающим основной руководящий материал по вопросам политики, экономики, агитации и пропаганды». В целом же резолюция съезда предписывала: «Партийные издательства должны быть впереди частных во всех органах».[44]

В 1922 – 1923 гг. был принят ряд решений, направленных на дальнейшее упорядочение системы советской печати. В резолюции ХII партконференции (август 1922 г.) указывалось: «Поскольку громадную роль в деле борьбы с буржуазными влияниями должна сыграть советско-партийная журналистика, нужно организовать это дело в известной степени по единому плану, дав туда силы и средства».[45] Также был взят курс на строгую унификацию советской прессы. ХII съезда РКП (б) постановил: «В интересах правильного обслуживания всей разнообразной читательской массы необходимо провести дифференциацию газет (центральные и областные руководящие, центральные массовые, областные, губернские и уездные массовые и т.д.)». Кроме того проводилась линия на разделение функций различных газет, то есть их специализацию. "Для каждого основного слоя читателя необходимо создать особый тип газеты. Имея целую систему газет, партия должна более или менее точно распределить между ними сферу деятельности, чтобы каждая газета ориентировалась по преимуществу на определенный слой массы читателей",[46]- говорилось в резолюции съезда. При этом давалось разъяснение, что обычная губернская газета не может быть одновременно изданием и для городского и для сельского населения. Для обслуживания крестьянства в крупных губернских центрах предписывалось выпускать специальные еженедельные крестьянские газеты. Уездная печать должна была преобладающую часть своего объема отдавать крестьянским вопросам. Подобное разделение труда между изданиями способствовало более эффективному идеологическому воздействию на различные категории населения.

С августа 1922 г. количество периодических партийно-советских изданий их тираж стали возрастать. К середине 1923 г. в стране выходило уже 590 газет тиражом 2,1 млн. экз.[47] При редакциях или партийных комитетах в 1922 – 1923 гг. стали формироваться объединения рабочих, сельских и военных корреспондентов. Например, к концу 1923 г. общее число рабкоров Петрограда составляло около 1 тыс. человек.[48]

 

 

                                                                                       4

 

 Из центральных изданий наиболее крупными газетами являлись "Правда", "Известия", "Экономическая жизнь", "Беднота", "Труд", «Рабочий», «Гудок» и др. Основными журналами в области агитационно-пропагандистской работы были «Коммунистическое просвещение», «Коммунистическая революция», «Под знаменем марксизма», «Пролетарская революция», «Коммунистический интернационал», «Красная печать», «Журналист», «Работница», «Крестьянка» и др.

Количество местных газет и журналов Северо-Запада на протяжении 1921 – 1923 гг. менялось. По имеющимся данным, к началу 1923 г. выпускалось 24 областных, губернских и уездных газет, 5 областных и губернских журналов.[49] Наиболее крупными из газет являлись: "Петроградская правда" (орган Петроградского губкома РКП(б)), "Красная газета" (орган Петроградского губисполкома), "Смена" (орган Петроградского губкома РКСМ), "Деревенская правда" (орган Петроградского губкома РКП (б)), "Маховик" (орган Петроградского губернского совета профсоюзов), "Псковский набат" (орган Псковского губкома РКП(б)), "Звезда» (орган Новгородского губисполкома), "Коммунист" (орган Череповецкого губисполкома), "Полярная правда" (орган Мурманского губкома РКП (б)), "Трудовая жизнь" (орган Олонецкого губкома РКП (б)), "Карельская коммуна" (орган Карельского областкома РКП(б)), "Плуг и молот» (орган Кингисепского укома РКП (б)), "Лужский вестник" (орган Лужского укома РКП (б) и др. Тираж этих газет на протяжении исследуемого периода сильно колебался. "Петроградская правда" увеличила его с 35 тыс. в 1922 г. до 90 тыс. в апреле 1923 г.[50] Губернские газеты выпускались в количестве от 1-2 тыс. до 9-10 тыс. экземпляров.

Из журналов следует выделить "Справочник петроградского агитатора", "Красный журнал для всех", "Красная деревня", издаваемые в Петрограде, псковский журнал "Новая жизнь". Их тиражи составляли по нескольку тысяч экземпляров.

Все периодические издания отличались предельной степенью идеологизированности, то есть большая часть их материалов была предназначена для формирования массового коммунистического сознания. Основными направлениями печатной агитации и пропаганды были такие как создание положительного общественного мнения по вопросам текущей политики Советской власти, критика деятельности небольшевистских партий и течений, пропаганда марксистских обществоведческих знаний и др. Охарактеризуем каждое из этих направлений.

Задачей номер пропагандисткой машины большевиков являлось массированное и активное формирование положительного общественного мнения по отношению к внутренней и внешней политике Советской власти. Именно данному направлению советская пресса уделяла более всего внимания. В его рамках следует выделить ряд более узких аспектов.

Прежде всего нужно выделить работу по разъяснению сути и смысла проводимых большевистским правительством мероприятий. В первые месяцы после Х съезда партии основным предметом пропаганды и агитации являлась новая экономическая политика. 25 марта 1921 г. в печати были опубликованы основные материалы съезда. С этого времени газеты почти ежедневно печатали статьи, комментарии на темы НЭПа, а также отклики (как правило, положительные) населения. 5 апреля "Правда" опубликовала тезисы для агитаторов "О продналоге", перепечатанные затем в других газетах. Весной 1921 г. массовым тиражом была издана брошюра Ленина "О продовольственном налоге". В середине 1921 г. вышел сборник статей "Новая экономическая политика и задачи партии", куда вошли работы В.И. Ленина, Н.И. Бухарина, В.П.Милютина, П.А.Богданова и др. Кроме этого увидела свет брошюра Е.М.Ярославского "О продналоге", сборник статей "Новый курс хозяйственной политики Советской власти", ряд листовок. Местная периодическая печать помещала не только перепечатки из центральной, но давала и свои комментарии. Так, "Деревенская правда" уже в конце марта поместила серию статей под названием "Беседы о налоге".[51] "Полярная правда" 5 апреля опубликовала статью "Почему налог, а не разверстка?".

29 апреля 1921 г. Оргбюро ЦК РКП(б) предложило всем губкомам информировать ЦК о проделанной работе по разъяснению и проведению в жизнь решений съезда о продналоге.[52] В мае 1921 г. состоялась внеочередная Х партконференция, основной причиной созыва которой являлись слабые результаты данной работы. После ее проведения ЦК по-прежнему требовал от агитаторов усиления их деятельности по разъяснению нового курса, о чем свидетельствует, например, августовский 1921 г. циркуляр ЦК РКП(б) "О необходимости усвоения основ новой экономической политики".

С развитием НЭПа широко пропагандировались все основные Декреты правительства. Так летом и осенью 1922 г. наибольшее внимание пресса уделяла разъяснению двух Декретов ВЦИК: "Об едином натуральном налоге" (март 1922 г.) и "О трудовом землепользовании" (май 1922 г.) Важно подчеркнуть: большевистская пропаганда неуклонно выделяла мысль о том, что все мероприятия советской власти осуществляются в интересах трудящихся масс. Например, "Псковский набат" комментируя решения Х съезда партии, писал: "Российская коммунистическая партия еще раз доказала, как чутко она относится к нуждам крестьянства".[53]

Не лишне еще раз подчеркнуть, что советская пресса ни единым намеком не подвергала сомнению верность партии своему курсу построения коммунистического общества согласно Программе РКП (б). Например, "Красная газета" неоднократно напоминала слова Ленина о том, что НЭП принят "не навсегда".[54] 4 января 1922 г. газета опубликовала подборку под заголовком "Степ и НЭП. Современные мысли", где в частности говорилось: "Не старая экономическая политика была плоха, плохо было то, что мы были вынуждены проводить ее раньше, чем мы для нее созрели". Или: "Не всегда буржую масленица, будет ему и 18-ый год".[55]

Помимо экономической политики подробно разъяснялись и большевистские мероприятия в других сферах, например, во внешней политике. Газеты комментировали подготовку и ход Генуэзской, Гаагской и Лозаннской  конференций, организовывали мощную компанию в связи с нотой Керзона и т.д. (Подробнее см. ниже). Содержание подобных комментариев обычно сводилось к попыткам показать правоту советского правительства и неправоту, коварство его противников. Так, в рамках освещения хода Гаагской конференции газета "Коммунист" писала, что если бы осуществились замыслы Франции, то Россия стала бы "чем-то вроде ее африканских колоний" и лишь позиция большевистской партии служит надежным препятствием для такой перспективы.[56]

Подобные материалы часто сопровождались язвительными карикатурами. Например, в "Петроградской правде" от 27 мая 1922 г. был помещен такой рисунок: рядом стоят маленький уродливый капиталист, олицетворяющий Антанту, и рабочий с крестьянином, символизирующие Советскую Россию. Капиталист кричит: "Эй, вы, нагните шеи, иначе я не могу накинуть веревку".

Абсолютно никакой критики поведения советского правительства или хотя бы объективных комментариев в российских газетах найти было невозможно. Принцип партийности прессы (то есть ее необъективности) проводился большевиками неукоснительно.

Для того, чтобы сделать газетный материал более доступным малограмотным рабочим и крестьянам, советская печать нередко использовала специфические формы его подачи. Так, статья публициста Тридэ "К моменту" в газете Коммунист" за 11 марта 1922 г. была написана намеренно ерническим языком, для которого характерны короткие фразы, упрощенная стилистика, однозначные оценки. В статье, в частности, говорилось: "Много недочетов в продналоге. Но без налога не обойтись. Нет товаров, чтобы весь хлеб за наличные выкупить. Облегчить же налог можно. Можно, значит, сделано".[57]  Подобные материалы могли быть использованы при коллективной читке в избе-читальне, на сельском сходе и т.п.

Другая форма, также упрощавшая процесс усвоения материала, была использована в статье той же газеты, названной "На митинге: подслушанный разговор". Автор описывал спор между сторонником политики большевиков и сомневающимся (о сознательном противнике речь идти уже не могла), в котором они обмениваются доводами за и против. Аргументы в пользу большевиков представляются сомневающемуся в конце концов более убедительными и он вместе со всеми подхватывает "Интернационал".[58]

Явно упрощенным стилем писались, как правило, передовицы "Деревенской правды" и "Маховика". В этих же газетах нередко помещались серии рисунков и подписей к ним на политические темы.

Также в газетах постоянно присутствовало обоснование исторической обреченности капиталистического мира и правомерности коммунистического курса на конкретном материале из повседневной жизни. Для большевистской пропаганды чрезвычайно важно было убедить население России, что курс компартии является исторически закономерным, что он есть, говоря марксистским языком, познанная необходимость и никакой альтернативы просто нет и быть не может. Большая часть материалов печати в той или иной мере пыталась представить читателю какие-то доказательства этому. Прежде всего следует обратить внимание на проходящий через все материалы тезис о противоборстве старого и нового миров, о непримиримом расколе на "мы" и "они". Ленин утверждал в 1921 г.: "Мир разделился на два лагеря: капиталистическая заграница и коммунистическая Россия".[59] Используя эту максиму, коммунистическая пропаганда всячески стремилась доказать обреченность старого мира и непрерывное усиление новой цивилизации, создающейся в России. "Старый мир расползается по всем швам, - растет и крепнет сила Республики Советов", - писала "Петроградская правда".[60]

Уже сами заголовки статей постоянно внушали эту мысль читателям. Вот некоторые из них: "Наши победы", "Симптомы краха", "Бессилие старого мира", "Победим и теперь", "Накануне конца", "В Англии: разруха". В статьях скорая кончина капиталистического мира не подвергалась ни малейшему сомнению. "Все социальные силы старого мира соскочили со своих привычных рельс… Куда не взглянешь, везде грохочет…везде капиталистическое общество трещит по всем направлениям от внутренней перестановки",[61] - писал "Псковский набат", явно сгущая краски и создавая у читателей искаженное представление о положении дел за рубежом.

При этом советская пресса ясно говорила, что время всемирной пролетарской революции близко, и надо быть готовым "к последнему часу капиталистического мира, который неуклонно приближается".[62] Газета "Правда", поздравляя читателей с Новым 1922 годом, в числе прочих пожеланий называла и приход мировой революции.[63] Мысль о ее неизбежности проводилась в большевистской прессе с неуклонной последовательностью изо дня в день, из номера в номер. "Раньше или позже пролетариат должен победить. Раньше или позже коммунистическая революция одержит верх",[64] - писал "Маховик".

Положение трудящихся в других странах большевистская пресса рисовала, как правило, в мрачных тонах. Так, "Коммунист" писал, что материальное положение рабочих в Советской России "гораздо лучше, чем в капиталистических странах"[65], не подкрепляя однако это заявление никаким фактическим материалом. Все советские газеты были полны сообщениями из-за рубежа о непрерывных забастовках, манифестациях и других формах борьбы рабочих за улучшение своего положения. При этом пресса умалчивала, что в большинстве случаев забастовщики выдвигали сугубо экономические требования или политические в рамках социал-демократических программ. Напротив, советская пропаганда нередко представляла дело таким образом, что "рабочие всего мира борются за установление советского строя"[66], "за переустройство мира на коммунистических началах".[67] Это была явная дезинформация.

Также большевики старались создать видимость силы западного коммунистического движения и слабости социал-демократического. Например,  Л. Сосновский писал в "Правде": "Из социал-предательских партий…уходят массами рабочие и уходят к коммунистам. Обратно же от коммунистов к социал-предателям ни в России, ни в Европе движения не замечается".[68] Такой комментарий создавал у российского читателя совершенно превратное представление о соотношении сил коммунистов и социал-демократов в мировом рабочем движении.

Характерным для большевистских публицистов было истолкование любых действий представителей западных буржуазных кругов в нужном для них свете. При освещении стачки углекопов в Англии в апреле 1921 г. в передовой статье "Полярной правды" говорилось, что поскольку шахтовладельцы идут шахтерам на уступки, значит, капитализм проявляет свою слабость и "чувствуя свою близкую гибель, старается оттянуть ее на некоторое время".[69]

Даже когда Запад протягивал голодавшей в 1921 – 1922 гг. России руку помощи, советская пресса видела в этом коварный и злобный замысел. В августе 1921 г. она писала: "Они с дьявольской хитростью вновь расставляют сети, пытаясь врасплох захватить в них их злейшего врага – республику Советов".[70] Это была уже типично советская политическая паранойя, еще более развившаяся впоследствии в СССР.

Очень характерны для большевистской печати  были также попытки нахождения и показа малейших положительных перемен в жизни трудящихся в России и популяризация первого опыта социалистического строительства. Нередко отправным моментом здесь служило сравнение ростков нового с тем, что было в царской России. При этом старое оценивалось всегда отрицательно. Так, по поводу открытия в Мурманске советской типографии губернская газета писала: "Вспоминается старый барак типографии, отжиток прошлых времен, когда труд печатника считался самым забытым, самым неблагодарным. Всеобщими усилиями, упорным трудом удалось выстроить новое, светлое здание, светочь которого будет распространять знания по всему Мурманскому краю".[71]

Газеты старались отмечать каждый факт загрузки производственных мощностей того или иного предприятия, положительные результаты в сельском хозяйстве, улучшение материального положения трудящихся, положительные сдвиги в работе транспорта и т.д. Советская пресса убеждала читателя, что "положение рабочих неуклонно улучшается",[72] и что Советская власть спасла Россию от разорения и катастрофы.[73]

Главный вывод, который проводился в печати гласил, что большевики заслужили право стать "теми учителями, теми спасителями, которые позволят крестьянину и рабочему освободиться от экономического гнета и духовного невежества".[74] Новгородская "Звезда" говорила о большевиках и тех, кто вместе с ними строит новую жизнь, как о "титанах, о которых мировая история вспомнит с коленоприклонением".[75]

 

 

                                                                                      5

 

Другим важнейшим направлением в агитационно-пропагандистской деятельности советской печати была критика теории и практики политических противников большевиков, то есть контрпропаганда. Выше уже отмечалось, что основным объектом нападок большевистской печати являлись меньшевики и эсеры. Сам Ленин выступал против них в течение 1921 – 1922 гг. более 70 раз.[76] В этой связи Госполитиздатом был выпущен целый ряд брошюр: Быстрянский В.А. "Меньшевики и эсеры в русской революции", он же "Из опыта русской революции" (1921 г.), Ил. Вардин "Политическая партия и русская революция", он же «Партия меньшевиков и русская революция", он же "Эсеровские убийцы и социал-демократические адвокаты" (1922 г.), "Партия капиталистической реставрации (меньшевики)" (1923 г.), "Партия меньшевиков и деникинщина" (1923 г.), Луначарский А.В. «Бывшие люди. Очерк истории партии эсеров» (1922 г.) и др.

В "Вестнике агитации и пропаганды" существовал специальный раздел "РКП и мелкобуржуазные партии", где публиковались как Циркуляры ЦК, так и разоблачительные статьи. В начале 20-ых годов издавалась и некоторая мемуарная белогвардейская литература с целью дискредитации ее авторов и их партий. Вышли воспоминания А.И.Деникина, П.Н.Краснова, П.Н.Врангеля, В.В.Шульгина, Б.В.Савинкова и др.

Газеты уделяли вопросам контрпропаганды также большое внимание. В них были в эти годы регулярными рубрики "Из белой прессы", "Обзор желтой прессы", "За границей" и др. Здесь помещались отобранные выдержки из эмигрантской партийной печати и комментарии к ним. Как правило, подборки содержали такие цитаты, где были или самокритика эмигрантов, или их лестные для большевиков оценки каких-либо действий советского правительства. Активно использовались и нередкие в антибольшевистских изданиях газетные утки. "Коммунист" иронически писал по этому поводу, что эмигрантские "сенсационные известия о сногсшибательных советских ужасах так же правдоподобны, как и регулярные ежедневные сообщения белогвардейских газет в течении пяти лет о разгроме Красной армии, гибели Советской власти".[77]

Большевистские газеты в целом старались затушевать различия между антисоветскими партиями, обвиняя их всех в одном общем страшном смертном грехе – антибольшевизме и защите капиталистического строя. Такую позицию вполне разделял Ленин, который писал о других партиях: "Оттенков среди этой публики очень много, но они никакого серьезного значения с политической точки зрения не имеют, ибо сводятся к тому, на­сколько лицемерно или искренне, грубо или тонко, аляповато или искусно исполняют они свои лакейские обязанности по отношению к буржуазии".[78]

Анализ контрпропагандистских материалов большевистских газет показывает – их главной задачей всегда было доказать то, что данная партия вольно или невольно проводит линию на реставрацию капитализма. После этого критика считалась исчерпанной, а ее предмет полностью терял моральное право на существование и становился в глазах большевистской пропаганды попросту отбросом истории. Логика такого подхода также шла несомненно от Ленина, который, в частности, писал: "Меньшевики и эсеры – это люди, которые сознательно или бессознательно восстанавливают капитализм…Мы должны с ними воевать".[79]

Для создания неприглядного образа представителей антибольшевистского лагеря пресса использовала ряд характерных приемов. Прежде всего следует отметить сознательное допущение искажений, упрощений или умолчаний в изображении позиций тех или иных политических сил. Так, например, статья в "Петроградской правде" от 11 апреля 1922 г. деятельность П.Н.Милюкова показывала вполне карикатурно, в расчете на политическое невежество читателей. Передовая статья "Коммуниста" сообщала череповецкому обывателю, что "в течение ряда месяцев эсеры служили Колчаку"[80], что являлось неправдой, если иметь ввиду позицию эсеровского ЦК. Ответственность за действия отдельных членов партий обычно возлагались на всю партию в целом и ее руководящий орган, хотя в условиях Гражданской войны или начала 20-ых годов такой подход был явно неправомерен.

Одна из статей Е.Ярославского в "Правде" безапелляционно называлась "Меньшевики за развал хозяйства",[81] что создавало у читателя соответствующий неадекватный действительности стереотип. "Петроградская правда" допускала выпады типа: "Ослепленные ненавистью к народу и его вождям – партии коммунистов, эсеры по-прежнему мечтают о том, как бы задушить русский народ мертвой петлей блокады и бойкота".[82] Такую трактовку выступлений эсеров против заключения Европой торговых договоров с большевиками следует расценивать как искажение позиции противника с целью его очернения. В одной из статей «Красной газеты» Н. Кузьмин изображал руководство РСДРП заботящимся главным образом о поступлении денег в партийную кассу и формирующим свои политические лозунги в зависимости от данного фактора. Сколько-нибудь обстоятельной критики меньшевизма в статье не было, но содержался вывод о том, что для меньшевиков характерны «удивительная уверенность в человеческой глупости и упорство в своих заблуждениях».[83]

Типичным для советской прессы был крайне оскорбительный, грубый, безапелляционный тон по отношению к противникам, что порождало у неискушенного читателя наибольшую уверенность в их порочности. Сплошь и рядом допускались такие выражения как «полканы и барбосы империализма», «ублюдочный интернационал», «буржуазные писаки каркали во все свое воронье горло», «лакейские головы» и т.п. «Правда» не погнушалась напечатать низкопробные стихи Демьяна Бедного о старейшем российском марксисте Ю.О.Мартове, которые начинались так:

 

«Буржуйский прихвостень и верный подголосок,

Друг шейдемановцев, марксистский недоносок,

Зломеньшевистская кликуша-плачея,

Мартушка в горести льет слезы в три ручья».[84]

 

То есть в целом позиция большевистской прессы по отношению к другим партиям была крайне тенденциозной и уничижительной. Она не содержала ни малейшего стремления к объективной подаче и оценке фактов, а являлась проведением заведомо выработанной в руководящих структурах партии политики, направленной на подавление противника любыми средствами.

Также бескомпромиссно вела большевистская пресса борьбу и с так называемой непартийной печатью. Как уже упоминалось, в 1921 – 1922 гг. стали было выходить издания либерального толка, не связывавшие себя ни с какими партиями. Особенно  раздражал большевиков журнал «Экономист», поскольку он, что называется, зрил в корень и, профессионально разбирая вопросы экономической политики Советской власти, приходил к выводам, что вся коммунистическая затея с огосудаствливанием народного хозяйства есть самая настоящая нелепость и разумной альтернативы частному предпринимательству, рынку, конкуренции просто не существует.

Против авторов данных изданий были брошены самые крупные силы. Так, например, в июне 1922 г. свою статью в «Правде» под заголовком «Возрождение буржуазной идеологии» опубликовал сам Бубнов, продемонстрировав образец стиля и уровня полемики большевиков против своих соперников. В центре внимания Бубнова оказалась уже изложенная нами в первой главе статья А.Л.Рафаловича «Новая экономическая политика», опубликованная в 1922 г. в № 2 журнала «Экономист». Напомним, что это была в высшей степени обстоятельная профессиональная работа, оценивавшая НЭП. Как же полемизировал с Рафаловичем Бубнов? Парировал ли он его доводы против НЭПа по существу? 

Ничуть не бывало. Сначала Бубнов привел такую цитату Рафаловича: «Для серьезного промышленника вообще едва ли возможно работать в более крупном масштабе при наличии регулирующих труд и трудящихся правил, связывающих руководителя предприятия в отношении найма и расчета служащих и рабочих». На это большевистский лидер давал такой комментарий: «То есть, говоря более кратко, нам нужна свобода капиталистической эксплуатации – вот смысл приведенного пункта. Не правда ли, недурно? И как превосходно сидит на этих господах костюм современного крепостника, как будто бы они в нем и родились!»

Далее следовала опять цитата Рафаловича: «Без доверия и правосознания не может иметь место никакая здоровая, планомерная, целесообразная и разумная хозяйственная работа». И пояснение Бубнова: «Опять, говоря ясными словами, нам нужен буржуазный правопорядок, освящающий и прикрывающий свободу эксплуатации».

Третий приводимый фрагмент Рафаловича: «Пора отказаться от принципа национализации в области внешнего товарообмена». Бубнов отвечает: «То есть нам нужна полная гарантия незыблемости буржуазного порядка и его развития, а поэтому необходима свобода внешней торговли и связь с нашими доблестными союзниками».

Вывод Бубнов делал следующий: «Фронту возрождающейся буржуазной идеологии мы должны противопоставить могучий организованный натиск революционной идеологии коммунизма». И все. Никаких контраргументов против экономических доводов либерала Рафаловича большевик Бубнов приводить не собирался, и в силу своей необразованности просто не мог.

Напротив, в конце 1922 г. в «Правде» появилась очередная его статья  под заголовком «Политические иллюзии НЭПа на ущербе». В ней Бубнов опять упоминал журналы «Экономист» и «Экономическое возрождение» (причем, уже закрытые) и подчеркивал: «Прежде всего мы здесь имеем проповедь экономического либерализма. ... Одним из характернейших моментов всех этих писаний было то, что они очень резко нападали на вмешательство государства в область народного хозяйства».[85]

А основным аргументом против журнала Петербургского философского общества «Мысль» Бубнов выдвинул то, что он проводит идеологию идеализма и поповщины, назвав издание «поповско-мракобесовский журнальчик» и «журнал разнузданной поповщины». Никаких других аргументов, чтобы закрыть издание, большевикам не требовалось.

                                                           

 

                                                                                       6

 

Третьим важным направлением в агитационно-пропагандистской работе прессы являлась пропаганда марксистских политических знаний, или, как тогда говорили, политграмоты. Главным образом оно реализовывалось через брошюры, книги, а также общественно-политические журналы, в которых помещались популярные статьи по тем или иным вопросам большевизма, теоретический и программно-методический материал для различного рода политических учебных заведений.

В 1921-1923 гг. массовыми тиражами вышли работы К.Маркса и Ф.Энгельса «Манифест Коммунистической партии», «Капитал», «К критике политической экономии», «Антидюринг», сборник избранных писем. Созданный в январе 1921 г. Институт К.Маркса и Ф.Энгельса начал издавать архив основоположников марксизма. В 1923 г. вышли первые два тома из их Собрания сочинений. С 1920 по 1926 г. издавалось первое Собрание сочинений В.И.Ленина. Широко публиковались брошюры с отдельными ленинскими работами. Общий тираж всех произведений Ленина, изданных в 1922 г., составил 222 900 экз., в 1923 г. – 424 900 экз.[86] С 1922 г. стали выходить первые тома Собрания сочинений Г.В.Плеханова, работы А.Бебеля, К.Либкнехта, Ф.Меринга, К.Цеткин и других марксистов.

         Большое внимание уделялось написанию и пропаганде истории большевистской партии. Следует отметить, что к истории России и мира как к общеобразовательному предмету у большевиков в первые послереволюционные годы было очень неоднозначное отношение. Например, нарком просвещения Анатолий Луначарский писал в 1918 г.

«Далеко не является бесспорным, надо ли вообще преподавать историю в правильно поставленной школе. .... Все старое заражено пороками, все старое есть ночь человеческого существования».[87] Тем не менее, когда первый советский историк-марксист

М.Н.Покровский издал в 1920 г.свою «Русскую историю в самом сжатом очерке», с которой началось советское переписывание отечественной истории с коммунистических позиций, Ленин написал ему: «Чрезвычайно понравилась мне ваша книга».[88]

В то же время у большевиков не было сомнения, что необходимо писать и широко преподавать историю партии. В начале 1920-ых годов стали выходить первые историко-партийные работы, написанные представителями старой партийной гвардии.[89] Особенно этот вопрос стал актуальным в связи с празднованием в марте 1923 г. 25-летия Российской коммунистической партии. Интересно, что сами же большевики признавали: повод для юбилея – I Съезд РСДРП (1898 г.)  – весьма условный. Ведь если говорить именно о большевиках, то они образовались не ранее II Съезда РСДРП, то есть в 1903 г. А если речь шла о появлении в России социал-демократического движения вообще, то его нужно было вести от первых марксистских кружков 1880-ых годов или же от образования плехановской организации «Освобождение труда», то есть с 1883 г.  Однако большевикам чрезвычайно пригодилась бы в непростое нэповское время широкая юбилейная компания по чествованию партии и они не преминули воспользоваться представившимся поводом. К тому же этот юбилей оспаривали и меньшевики, а уж позволить им обратить его в свою пользу большевики никак не могли. В 1923 г. Агитпропотдел ЦК РКП (б) опубликовал тезисы «25 лет РКП (б)». Целый ряд брошюр и статей популярного характера по различным вопросам истории, теории и практики большевизма написали Л.Троцкий, Н. Бухарин, Г.Зиновьев, В.Невский, Н.Крупская, С.Зорин, К.Радек, З.Лилина, Я.Новомирский, В.Быстрянский, Е.Ярославский и др. (Подробнее о кампании по 25-летию партии см. далее).

 

 

                                                                                7

 

Выше уже говорилось о стремлении большевиков воздействовать через печать на различные слои населения, применяя при этом как бы разделение труда между изданиями. В Северо-Западном регионе на городские слои населения были в основном рассчитаны «Красная газета», в значительной степени «Петроградская правда», «Смена», а также такая специфическая форма печати как стенные и многотиражные газеты на предприятиях, инициаторами создания которых обычно являлись партийные организации.[90]

Фабрично-заводские стенгазеты и многотиражки поднимали как общеполитические проблемы, так и вопросы, касавшиеся работы предприятий.  Подвергая публичной критике тех, кто шел не в ногу, такая печать действовала весьма эффективно. К началу 1924 г. в Петрограде издавалось 344 стенных газеты. Из них 121 выпускалась силами комсомольских ячеек, остальные – паркомов и фабзавкомов, 238 газет писались на пишущих машинках, 34 – от руки, 18 – типографским способом. Тираж последних колебался от 50 до 500 экз., остальных – 1 – 3 экз. Стенгазета выходила 1 – 2 раза в месяц или к праздничным датам.[91]

ХII съезд РКП (б) отметил важную роль фабрично-заводских газет в области агитации и пропаганды, определив их главное назначение в том, что они «вовлекают в общественную жизнь и в интересы производства наиболее отсталые слои пролетариата».[92]

Проблемам сельского хозяйства отдавала свои страницы «Деревенская правда» (с февраля 1922 г. была слита с «Красной газетой»), им значительное место уделяли все губернские газеты и еще более уездные.

Важное значенье придавалось работе с молодежью. «Правда» писала: «Организованное массовое влияние на психологию подрастающего поколения во что бы то ни стало должно исходить от пролетарского государства».[93] В исследуемый период издавались центральные молодежные журналы «Юный коммунист», «Молодая гвардия», «Юные товарищи». В Петрограде выходили журнал «Юный пролетарий» и молодежная газета «Смена», в Новгороде – журнал «Первая молодежь», в Петрозаводске – «Комсомолец». Большинство губернских газет имели молодежные странички.[94]

                                              

 

                                                                                    8

 

Наряду с прессой значительную роль в большевистской пропаганде исследуемого периода начинал играть и документальный кинематограф. Ленин придавал ему огромное значение, считал сильнейшим средством пропаганды. В своих «Директивах по киноделу» лидер большевизма, в частности, указывал, что Наркомпрос должен организовать наблюдение за всеми кинопоказами и систематизировать это дело. Все ленты, которые демонстрируются в РСФСР, должны быть зарегистрированы, пройти цензуру Наркомпроса и для проката необходимо установить определенные пропорции для увеселительных картин и фильмов специального пропагандистского содержания из жизни народов всех стран, как-то: колониальная политика Англии в Индии, голодающие Берлина, работа Лиги наций и т.д. При этом Ленин предписывал «картины пропагандистского и воспитательного характера давать на проверку старым марксистам». Также он рекомендовал «специально обратить внимание на организацию кинотеатров в деревнях и на Востоке, где они являются новинками и где поэтому наша пропаганда будет особенно успешна».[95]

В апреле 1918 г. была учреждена первая советская киноорганизация – Петроградский областной кинематографический комитет. В 1922 г. возникла хозрасчетная организация Госкино, а также Кинокомиссия при ЦК РКП (б), решения которой были обязательны для всех киноучреждений страны. Комиссия контролировала идеологическую направленность прокатываемых кинолент. Разработкой планов выпуска фильмов, утверждением сценариев, руководством постановками занимался Художественный совет при Главполитпросвете.

В резолюции VIII съезда РКП (б) (1919 г.) прямо указывалось, что «кинематограф .... необходимо использовать для коммунистической пропаганды».[96] Еще в годы Гражданской войны большевики стали делать съемки специальных агитационно-пропагандистских фильмов, основу которых составляла хроника с соответствующими комментариями-титрами. Петроградскими кинематографистами всего к концу 1923 г. был снят 271 документальный фильм, в том числе: 19 – о съездах и конференциях РКП (б) и конгрессах Коминтерна, 22 – о Красной Армии и Флоте, остальные – по поводу различных событий политической жизни.[97] Тематика съемок и выбор сюжетов определялись партийными органами. Показательный эпизод: чтобы снять киноальбом советских государственных деятелей в канун празднования 25-летия РКП(б) в марте 1923 г., Севзапкино запросило секретаря ЦК В.М.Молотова, кого именно следует снимать.

В 1921 – 1923 гг. в Петрограде были выпущены фильмы «Кронштадский мятеж», «Процесс эсеров», «ХII съезд РКП (б)», «1 мая в Петрограде», «Манифестация на ноту Керзона» и др. К 25-летию партии широко демонстрировалась юбилейная лента, прославлявшая исторический путь большевиков. В этот фильм были включены кадры с Лениным. К концу исследуемого периода оперативность работы петроградских кинодокументалистов достигла весьма высокого уровня. В одном из отчетов конца 1923 г. Севзапкино говорилось: «Социально-политические засъемки свои Севзапкино довело до американской быстроты, снимая события днем и показывая их вечером на экране.[98]

Чрезвычайно идеологизированными были и первые советские художественные фильмы, которые представляли собой скорее произведения политической пропаганды, а не искусства. К ним можно отнести «Красные дьяволята», «Красные партизаны», «На крыльях ввысь», «Мишка против Юденича», «Красный тыл», «Чудотворец» и др. В этих лентах противники советской власти всегда рисовались либо черным цветом, либо вообще издевательски-карикатурно, а большевики – идеализированно, приукрашено. Особенно сильное влияние оказывали такие фильмы на молодежь.

Кинопродукция дореволюционного и западного производства по идеологическим соображениям не устраивала советские органы власти. В 1922 кинокомиссия при ЦК 73% картин, показываемых в прокате, признала неудовлетворительными.[99] Тем не менее ввиду нехватки советских кинолент Ленин дал указание пускать старые фильмы в прокат при условии, если они «без похабщины и контрреволюции».[100] Доля фильмов несоветского производства в исследуемый период оставалась высокой. К началу 1925 г. она составляла 85%.[101]

Демонстрировались агитационно-пропагандистские фильмы часто бесплатно. В частности, организацией таких показов на предприятиях, в клубах, на улицах и т.д. занимался образованный в апреле 1923 г. при Севзапбюро научно-агитационный отдел. За первый квартал 1923 г. в различных учреждениях Петрограда было показано около 300 политико-документальных агиток.[102] Всего в 1923 г. в Петрограде на различных фильмах побывало 2,7 млн чел.[103] В это же время начали создаваться и сельские киноточки и кинопередвижки, для чего закупались за границей новейшие кинопроекторы фирмы Пата. Первая сельская киноустановка на Северо-Западе была оборудована в поселке Островки Петроградской губернии в 1923 г.[104]

ХII съезд РКП (б) в резолюции «По вопросам пропаганды, печати и агитации» уделил кинематографу значительное место, в частности указав: «Необходимо развивать кинематографическое производство в России как при помощи специальных ассигнований правительства, так и путем привлечения частного капитала, при условии полного обеспечения идейного руководства и контроля со стороны государства и партии. Ввиду огромного воспитательного, агитационного значения кино необходимо дать кинематографическому делу как коммунистов, работавших по кинематографии до революции, так и хозяйственников, могущих поставить дело на основах хозяйственного расчета с одной стороны и возможно полного обслуживания трудящихся масс с другой. Особое внимание ЦК съезд обращает на усиление руководящего состава Госкино».[105]

В целом в 1921 – 1923 гг. кинопропаганда охватывала еще лишь население крупных городов, но ее потенциальная роль в идеологической обработке масс была большевиками уже вполне оценена. Весной 1923 г., выступая на совещании агитпропов и политпросветов Северо-Западной области, Бубнов подчеркивал: «Относительно кино. Это вопрос крупный. В кинотеатрах фигурируют на 80% самые поганые буржуазные фильмы. Как нам завоевать кино – вопрос серьезный. Надо начать постановку своего собственного советского производства фильмов. Надо удержать монополию проката. Надо дать киноделу новых работников. Об этом мы много говорили и говорим. Надо начать делать».[106]

Так началась работа по созданию мощной индустрии тотальной кинематографической политпропаганды.

 

 

                                                                                             9

 

К рассматриваемому периоду относится и начало использования в целях политической пропаганды радио. Это средство связи и информации было изобретено, как известно еще до революции. Большевики сразу же начали им пользоваться. Уже 25 октября в эфир было передано ленинское обращение «К гражданам России», возвестившее о победе пролетарской революции. После этого последовали другие радиопередачи, начинавшиеся с обращения «Всем, всем, всем!». 19 июля 1918 г. был принят Декрет СНК «О централизации радиотехнического дела РСФСР», в соответствии с которым в ведение Народного комиссариата почт и телеграфа перешли радиостанции Детскосельская, Ходынская, Тверская, Ташкентская, Хабаровская и др. Всего к середине 1918 г. в стране действовало около ста радиотелеграфных станций.

Ленин сразу же оценил перспективы использования радио для политической пропаганды и агитации. В январе 1921 г. он писал управделами СНК Н.П.Горбунову по поводу опытов Нижегородской лаборатории по радиовещанию: «Дело гигантски важное (газета без бумаги и без проволоки, ибо при рупоре и при приемнике, усовершенствованным Б.-Бруевичем так, что приемников легко получим сотни, вся Россия будет слышать газету, читаемую в Москве)».[107] Ленин дал поручение ускоренно провести проект декрета об организации развернутого радиотелефонного строительства, который был принят Совнаркомом 27 января 1921 г.

 В мае 1922 г. лидер РКП (б) возвратился к данному вопросу и написал письмо в Политбюро, где указал: «Я думаю, что осуществление этого плана представляет для нас безусловную необходимость как с точки зрения пропаганды и агитации, особенно для тех масс населения, которые неграмотны, так и для передачи лекций. При полной негодности и даже вредности большинства допускаемых нами буржуазных профессоров по общественным наукам у нас нет иного выхода, как добиться того, чтобы наши немногие коммунистические профессора, способные читать лекции по общественным наукам, читали эти лекции для сотен мест во всех концах федерации». Ленин убеждал не жалеть на создание радиосети средств и предлагал направить на этот проект сверх имевшейся сметы до 100 тысяч рублей золотом из золотого фонда на постановку работ Нижегородской радио лаборатории.[108] 

8 декабря 1922 г. глава Советского правительства впервые выступил по московскому радио, которое начало свои передачи с 17 сентября 1922 г. Ленинградская радиостудия приступила к работе несколько позже – с декабря 1924 г., причем два первых репродуктора были установлены на Невском проспекте.[109] В радиопередачах сразу же ведущее место заняли политические материалы. В дальнейшем, как известно, радио заняло одно из ведущих мест в советской системе пропаганды и хотя в рассматриваемый период эта форма была еще в зачаточном состоянии, затрагивая лишь в эпизодической мере столичное население, курс на политизацию и идеологизацию радиовещания был взят с самого начала.

Из других звуковых средств большевики использовали граммофонную запись. Такая форма была пригодна для работы среди неграмотных, в частности, в сельской местности. Ленин поставил задачу перед руководством Центропечати сделать граммофон агитатором за Советскую власть.[110] При Центропечати был создан отдел граммофонной пропаганды. В его редколлегию вошли сам Ленин, М.И.Калинан, А.М.Коллонтай и др.

В апреле 1921 г. было записано 5 речей Ленина: «О продовольственном налоге», «О концессиях и о развитии капитализма», «Беспартийные и Советская власть» и др.[111] Всего с 1919 по 1922 г. записали 16 речей Ленина тиражом в несколько десятков тысяч экземпляров. На пластинки записывались также выступления М.И.Калинина, А.В.Луначарского, А.М.Коллонтай и др. За период с 1919 по 1922 г. было сделано около 40 записей общим тиражом свыше полумиллиона экземпляров.[112]

 

 

                                                                                          10

 

В целом следует констатировать, что любую форму массовой информации большевики неизменно ставили под свой тотальный контроль и превращали в мощное средство для идеологической обработки населения. Поскольку в начале 1920-х годов наиболее массовым пропагандистским инструментом являлась периодическая печать, то первым делом большевики организовали именно этот канал агитационно-пропагандистского воздействия и значение прессы в работе РКП (б) по формированию массового политического сознания было чрезвычайно велико.

Конечно, было бы неправильно считать, что печать доходила до каждого человека. Непосредственное, прямое влияние она оказывала преимущественно на более образованную часть членов партии, служащую интеллигенцию и на некоторую часть рабочего класса и крестьянства. Однако опосредованно пресса мощно влияла практически на все слои населения. Партийно-советская печать несла на своих страницах ту официальную идеологическую позицию, которая служила базой для всех других форм передачи политической информации в обществе. Политучеба, диспут в клубе, выступление на митинге или собрании, просто частный разговор на политические темы – все эти формы пропаганды непременно опирались на материалы печати. Подобно кругам от брошенного в воду камня, точка зрения прессы расходилась далеко вширь, достигая и безграмотного и аполитичного.

Нет сомнения, что успехи большевиков в области пропаганды и агитации были связаны в первую очередь именно с организацией системы монопольной партийной печати. В этой связи интересно заметить, что в отличии от Советской России в гитлеровской Германии на первом месте всегда стояла устная пропаганда с ее грандиозными митингами, театрализованными речами вождей, шествиями, парадами, радио трансляциями и кинохроникой. Печать германские нацисты использовали в меньшей степени чем российские коммунисты.

 

 

 

[15] Декреты Советской власти. Т.I. М. 1957. С. 25.